II Слепые щупали павлина. Слепые радовались птице — Изгибам линий, клюву, мясу, И только перья, только перья Великолепные павлиньи Им ни о чем не говорили. Слепые радовались мясу, Рябые лица стали сразу Сиять, как у павлина перья. Павлин по птичьему двору Гулял, и ел, и цвел обильно. Его собратья по перу, Сказать по правде, не любили. Они считали, что безвкусен, Что он позорит облик птичий… Презрительно глядели гуси В своем фаянсовом величьи, А он съедобен был и прост, Он ни шутом, ни фатом не был, Он был из мяса, только хвост Соперничал с вечерним небом. В пернатом небе звезды стихли, И он, бессмысленно робея, На импозантные затылки Женоподобных голубей Смотрел, и думал об одном, Не сложно думал и не длинно: — Неужто лишь слепым дано Увидеть красоту павлина. III Как мелодична моря поступь, Как элегичен моря вой. И птичья мелочь роет воздух, И над несладкою халвой Обрывов — пакостные мухи Жужжат и гадить норовят. И пушки с пристани палят, И кораблю пристать велят, И пристает корабль послушно, И капитан лицо и уши Умывши, на берег сошел, И вслед за ним его команда, И запах пагубный помады Стирает волю в порошок. Приморские походки женщин Укачивают моряков. Смех женщин так похож на жемчуг — Нырнул за ним и был таков. На берегу моряк закован В кольчугу частых обручений. Он в море, чистом и огромном, Не ведает земных забот: Он испражняется за борт, И на заду его укромном Играет отраженье вод. Он жить готов, он петь готов, И каждый день потехи для Он убивает трех китов, На коих держится земля. По морю плавают медузы, Слесарничают крабы в скалах, И улыбаются дельфины, Подмигивая маякам. И капля в море — капля в море, И судно в море — капля в море, И море в мире — капля в море, А море в море — океан. Мы верим парусам, торчащим Средь ругани, труда и пенья, Но если море — это чаша, То чаша, полная терпенья. О, мы горды, у нас характер, И нам плевать на моря гул, А море собирает факты, И топит нас на берегу. «Лягушка по морю плыла…»
Лягушка по морю плыла, Она в отчаяньи была. А чайки квакали над ней, А крабы замерли на дне. Лягушка вспоминала, мучаясь, Родной реки родную грязь, А рядом плыли по-лягушачьи Мальчишки, весело смеясь. Ей виделись ее сородичи, Кувшинки, над водой лоза, И закрывала она с горечью Свои соленые глаза. А это море так опасно, В нем только даль, в нем только стынь. И так убийственно прекрасна Его просоленная синь. «Тяжелая земля спала на трех китах…» Тяжелая земля спала на трех китах, И высоко, посередине ночи Страдал комар, да безутешно так, Как будто сам не знал, чего он хочет. Тумана сгусток, ящерицы бред, Страдал комар, слоняясь по долине. Так, может быть, страдает в ноябре Случайный запах высохшей полыни. Приснившееся Богу существо, Живущее на свете без причины, С рожденья ощутившее кончину, Страдание он сделал ремеслом. Не знал, не ждал, не верил, не любил, Лишенный крови, родины, заботы, Для одиночества ничтожным слишком был, И слишком легковесным для свободы. Страдал комар над миром теплых тел, И бесконечно малого хотел. «Он руки на груди сложил…» Он руки на груди сложил, Под головой кизяк. Стучались долгие дожди В иссякшие глаза. Потом ушли, устав кропить Глухую немоту, И воробей слетел попить Из лужицы во рту. Он воду пил, как из ведра, Спокойный воробей, Чирикнул «жив,» и клюв задрал, И ускакал себе. А тот был виден далеко, Был, как младенец, бел, С обсохшим птичьим молоком На голубой губе. БАЗАР I Звуки цвета, Света запах Бьют в глаза И сводят челюсть, Помидоры на весах, Словно девки на качелях. Они пьянят и рвут зрачки Как кровь, как плащ тореадора, И разъяренные бычки Бросаются на помидоры. И флегматичная макрель Теплом тяжелым плавит кафель, И, стойку пламенно облапив, Исходит соком сельдерей. О, неизменность ритуала, Железо гирь, монеты медь… Уравновесить плоть с металлом, — Кому удастся так суметь! |
