ТЕПЛЫЙ СНЕГ Поблескивает мрак за занавеской, Ползет, виясь, по вымокшей коре, И теплый снег, садовый, королевский Заносит отраженье фонарей. Относит прочь от камеры обскуры Кругом, в обход недвижной головы, То белые, то черные фигуры, Дышать в затылок холодом живым. Светлеет снег и колосится гуще, Тьму затопила илистая мгла. Запотевает, чей-то нос расплющив, Прямоугольник чистого стекла. АБАЖУР Скрипящих фонарей панический полет По черному пальто, по мертвому киоску, По краю неба, голого, как лед. А между ставнями оставлена полоска. Да вряд ли кому в голову придет, Приблизившись, увидеть стол и скатерть, И маму у стола в коричневом халате, И неподвижный теплый абажур. Я неизвестно где. Я поздно прихожу. В ПАРКЕ Над раковиной тлело танго. И, напряженнее травы, Я был ковбоем и мустангом И называл ее на «Вы». Я был бесстрашен, словно турок, Но от волненья сильно взмок, И воробей клевал окурок Растоптанный у стройных ног. А там где на разлив давали, И ситцы реяли, пьяня, Друзья мои негодовали И отрекались от меня. ГУДОК Светлее стало и свежей От дальнего гудка. По стеклам верхних этажей Поплыли облака. Всю ночь оконный переплет Бросал на стену тень, Где мама валерьянку пьет, Нашарив в темноте. Я сунусь в темное окно Повинной головой. А дома спят давным-давно, Не знают ничего… ПОЛНОЛУНИЕ (1965–1970) «И вот рука, племянница души…» И вот рука, племянница души, Помягче ищет на столе карандаши И натыкается на кисти винограда, Который, как взволнованная речь, Ни логики не может уберечь, Ни привести грамматику в порядок… ЭХО В звериной шкуре с теплым мехом, Перед собой руками шаря, Приходит худенькое Эхо С большими чистыми ушами. Оно идет по лунным бликам, Как по неведомому дну, Чтоб не споткнуться и не вскрикнуть, И не разрушить тишину. Взобравшись на карниз под крышей, Оно исполнено одним Желаньем — чей-то смех услышать, И рассмеяться вместе с ним. ПАСТОРАЛЬ Ты, пожалуй, ходи босиком, Пред тобой этот мир насеком, Пред тобою пернат этот мир, Травоядные ходят в траве, Ты, пожалуй, не очень-то верь, Что грубят на пригорке грачи, Что пригорок покорно молчит, Что бычок, обречен на убой, Улыбается влажной губой. Ты в росе свои пальцы паси, Ты улыбку паси на губах, Только Боже тебя упаси Подозвать на подмогу собак. «Дела мои серьезны и просты…» Дела мои серьезны и просты, Как в сентябре притихшие кусты. С качаньем ветки над сухой стерней, С готовой для пожатья пятерней, С густой листвой, где бережно хранится Перо какой-то перелетной птицы. «И снова, снова моросит…» И снова, снова моросит, И капает с небес. До горизонта полон лес Умолкнувшей травы. И серый пес, костями сыт, Валяется в траве, И черный пес, костями сыт, Валяется в грязи, И леший жалобно свистит И чешет в голове. И путник просит: «Подвези,» Завидев грузовик… «Земля полна полночных скрипов…» Земля полна полночных скрипов Необъяснимых. Может быть По побережью ходит рыба, Стучится в двери, просит пить. Ей открывают, и с участьем Выносят воду из сеней, И чепуху на постном масле Охотно предлагают ей, И предлагают папиросу, И предлагают кофейку Отведать. И никто не спросит Зачем она на берегу. И негде ей остановиться — Земля отчаянно кругла. Я сплю, мне снится, что синица, Синица море подожгла. «В приморском парке возле арки…» В приморском парке возле арки Екатерининских времен Старухи дремлют, словно Парки, Мальчишки чинят перемет, Старухи дремлют, словно Парки, Носами древними клюют, Старинным солнцем мягко пахнет Их теплый вязаный уют. И так понятно содержанье Высокой прямоты аллей… Звени, приветливое ржанье Травы с кузнечиком в седле! И море, млея от загара, Лежит, беспечности пример, И тлеет лето, как сигара В зубах у вечности. Гомер Меж праздных лодок загорает, Тетрадку яркую листает. |
