РОЖДЕСТВЕНСКАЯ НОЧЬ «Я не должен никому…» Я не должен никому — Ни таланту, ни уму, Ни арийцу, ни еврею. Я еще поднаторею И скажу свое «му-му». «Проступает серый свет…» Проступает серый свет, Подтекает под герани, В этой самой ранней рани Не прозренье, а навет. Возрастает подозренье, И ползет сквозь переплет То ли холод озаренья, То ли ненависти лед. Беспризорны, оробелы, Взявшись за руки, летят Ангел черный, ангел белый, Друг на друга не глядят. «Поморосил по мере сил…» Поморосил по мере сил, В листве короткий гром исторгнув, Окурок тихо погасил, И почвой принят. Без восторга. Плескал беспечно, как вином, Тревожным духом заоконным… Но вовремя, по всем законам Зазеленело за окном. Одно лишь принимал всерьез — Судьбу и ремесло поэта. Рассказывали, что на это Смотреть нельзя было без слез. «Под кухонною полкой…» Под кухонною полкой Свой карандаш грызу, Ругаю втихомолку То вьюгу, то грозу. Вокруг визжат и мчатся Лихие домочадцы, И жизнь моя легка, Пока живу, пока Румяный, большеротый, Щербатый лик свободы В заснеженном окне Подмигивает мне. РИСУНОК Поминая черта всуе, Сереньким карандашом Человек метель рисует, Белый снег и черный дом. Ревность, чаянье, отвага В простодушной серой мгле, Рвется писчая бумага, Пища стынет на столе. И в последнем взрыве страсти, Потеряв находкам счет, Выхватит упругий ластик И фонарик нанесет. «А вот уже и в нашей яме…» А вот уже и в нашей яме Пахнуло злом нездешних нег: Зашелушилось воробьями, И капнуло грачом на снег. Проснулась тихая старуха, Душа. И Бога не гневит, И, глядя на паренье духа, Она жалеет и болит. ВЕСНА Уже раздавлен и расколот В наплывах желтых теплый лед, Уже артезианский холод Почти до горла достает. Испятнанный, сырой, хоть выжми, Приляжет ветер на пустырь, Сомнет пырей, сломает пижму, Ворону выбросит в кусты. Короче говоря, весна Стоит, свободно и развязно. И снова эта новизна, Которая в зубах навязла. И снова пред тобой возник Закон — лепить себя из грязи, Без Божьей помощи, без связи, Без пуповины, черт возьми. Обсохну посреди двора, А дальше — ливни, птичьи клочья, Средневековая жара, Варфоломеевские ночи. Везет же людям — тот набух Прелестной золотистой почкой, Тот — пробудился, и под кочкой Издал победный громкий звук. Пока не загустела грязь, Пока еще не стала вязкой, Я ублажу себя подсказкой, Над ручейком остановясь. Над маленькой канавкой, где При свете, сумрачном и жидком, Трепещет синенькая жилка На расцарапанной воде. КАНИКУЛЫ Весенний день прошел без дела. А. Блок. I Когда в бесплодном вдохновенье Текли весенние мгновенья В тени настольного огня, Крылом своим отдохновенье Слегка царапнуло меня. Там были таянье и тайна, И ультразвука частота, И трудный хруст произрастанья, И пепельная чистота. Неторопливо, деловито Я зачеркнул свои слова, И произвел глубокий выдох, И, выдохнув, возликовал. II И стало ему беспощадно ясно, Что жизнь прошумела и дальше ушла, Отпела, оплакала, лампу зажгла, И теплые тени легли по фаянсу. А я-то, счастливец, не понял еще, Что больше не будет покоя и воли, Какое покоя и воли — и боли Не боле, чем есть, да и эта не в счет. Мне самое время, выходит, хлебать Вино вдохновенья, пока не прокисло, И тусклым прозрением поколебать Неверные сумерки здравого смысла. А я-то, удачник, не знаю, что лишь Усядешься прочно на письменном стуле, Душа занеможет, как сытая мышь, Попавшая в сладкий заброшенный улей. |
