V Опять малинового цвета На горизонте полоса. Как все-таки легко поэтам — Что захотел, то написал. А мы рисуем человечка С воздушным шариком в руке, За ним закат стоит, как печка, И блики прыгают в реке. Опять ошибка за ошибкой, Закат не ладится, хоть плачь, Не получается улыбка — Какой-то розовый калач. VI По стеклу литая Катится вода. Человек летает — Это не беда. Никому не назло, И не на пари. Издавна навязло: Плюнь и воспари. Глянцевый, как брошка, Огибает клен, Светом из окошка Снизу озарен. Золотом латают Бездну облака, Человек летает Запросто, пока Собрались у печи, Спаяны огнем, Коротаем вечер, Думаем о нем. А погаснет дверка, Холодом дохнет — Дернется, померкнет, Ниточку порвет, Сгинет понапрасну В мороси ночной, Расползется кляксой По трубе печной. VII По шестнадцатиэтажкам Эхо скачет, как ядро. Тапочки, штаны, рубашка, Да помойное ведро. — Катерина, Катя, где ты, Все живое дома, спит, Только папа неодетый Мусорным ведром скрипит. Качели из железа Болтаются в ночи. Скрипят, из кожи лезут, А девочка молчит. И воздух темно-синий Хватает полным ртом. Пожалуй что простынет, Но все это потом. Шестнадцатиэтажка, Одиннадцатый час… Пожалуй, будет тяжко, Но это не сейчас. «Не припомню, я был или не был тяжел и прожорлив…» Не припомню, я был или не был тяжел и прожорлив, Или легкою мышкой шустрил в облетевших словах, Только пискнуло что-то, только что-то проклюнулось в горле И, вздохнув облегченно, повисаю на птичьих правах. Не пойму, не проверю — другое ли стало обличье, И не знаю что в небе там — воздух по-прежнему густ, Знаю только что новое это косноязычье Выше прежнего лепета на целый рябиновый куст. «Не то, чтобы состоялся…» Не то, чтобы состоялся — Но волен в подборе беды. Скорее всего — отстоялся, Как буря в стакане воды. Холодные чистые грани, И радуги бледный излом Приемлют мое содержанье. Скорее всего — повезло. «Исповедимы торные пути…» Исповедимы торные пути. Лишь чья-то тень по пыли пролетит, Да изредка, рассеянно скользя, Увидишь то, что поднимать нельзя: Там — из букета выпавший цветок, Там — лотерейный скомканный квиток. И, постепенно растворившись в полдне, На мысль наткнешься, Господи прости… Опомнишься — идешь путем Господним, И сквозь туман кремнистый путь блестит. РОЖДЕСТВО Стекло с морозной пыльцой, Остатки праздничного торта, Младенца скорбное лицо, Припоминающего что-то. И ты глядела на меня, И только головой качала, В тревожном ожиданье дня Напряжена и одичала. «Остатки воскресной пирушки…» Остатки воскресной пирушки На жалкие наши шиши. Утиная лапка петрушки На стылой картошке лежит… Прорвемся, но только не сразу, Потерпим еще до поры, Не знаю, как небо в алмазах, А море увидим с горы. И, венчики трав обрывая, С обрыва — в карьер и галоп. Струна задрожит мировая, И муха нацелится в лоб. И в этом предпраздничном действе Себя не узнаете вы: И щеки трясутся, как в детстве, И шляпа летит с головы… «День почти сошел на нет…» День почти сошел на нет. Холод небольшой, но емкий, Призрачный пространный свет Опускается на елки. Поостынь и помолчи — Дерзновения поэта Безнадежнее свечи, Мимолетнее, чем лето. Что останется — Бог весть, Но и снег и эти ели, — То, что в самом деле есть, То, что есть на самом деле. Тень касается лица, Птица резко прокричала… Свет и холод — без конца, В чистом виде — без начала. |
