«Все ахали от этих облаков…» Все ахали от этих облаков, Когда они скопились над домами, И с видом превосходства над дымами Изображали горы, иль альков, Прогулочную яхту, бой быков… Все ахали и руки воздымали. А между тем на мокрый тротуар Ползла земля с размытого пригорка, Нечисто, послепразднично, прогоркло Между домами поднимался пар. Клубился, уплывал и был таков… Все ахали от этих облаков. «Приходит время — бес в ребро…» Приходит время — бес в ребро Колотится. И рвет на части Желанье выместить добро, Сорвать на ком-нибудь участье. И вот я завожу кота, И он, гостям на удивленье, Ко всем садится на колени, Поет, не раскрывая рта. Он уволок мое перо С утра шуршит черновиками, И я в сердцах творю добро, В окне высматривая камень. А он ворует между тем Селедку. Морщится от соли, И скалит зубы в темноте, И размножается в неволе. «Когда-нибудь устану бриться…» Когда-нибудь устану бриться, И в хате с видом на лиман Я в старых книгах буду рыться, И перечитывать Дюма. (Дым из каменных труб Вьется раннею ранью, Серый день на ветру Повисает таранью.) И, собираясь на рыбалку, Увижу, как звезда дрожит, И желтая, как смерть, собака Ко мне тихонько подбежит. Холодным носом в пыль уткнется, И возле ног моих свернется. ПАРК КУЛЬТУРЫ I Средь бела дня в тени еловой лапы Остановился, осмотрелся, лег. Как слабый свет послевоенной лампы Помаргивает черный мотылек. Пока ходил, наслаивал усталость, Косые взгляды отражал спиной, Все нажитое честно превращалось В личинку, в куколку. Перенесенный зной Стал стрекозой. Доверчивость — собакой, Надежда стала байковой рубахой, И маленькие хитрости лежат, Как множество жуков и лягушат. Летают бабочки. Глубокий парк культуры Надежно глушит улиц дребедень, Огромная играет светотень Всей сложностью своей клавиатуры. II Помаргивает черный мотылек, Подрагивает синяя ресница, Акация отчаянно скрипит, И кто-то под еловой лапой спит. Наверно, пьян, пускай его проспится. Я встряхиваю бархатной пыльцой. Пыльца ложится на его лицо. Лечу, цепляясь тенью за кусты. О, мне большой не надо высоты, Мне только надо поскорей домой, Но я не дрозд, не ангел. По прямой Я не умею. Слабый ветерок Меня относит поперек дорог. III Вам приходилось бабочек ловить? Румяный поролоновый отличник Под бдительным надзором фребелички Размахивает розовым сачком. А может, на заброшенных задворках Вам больше нравилось лежать ничком И добывать тарантула из норки, И любоваться злобным паучком, Когда на скользком дне стеклянной банки Он бьет врага и жрет его останки? Я прохожу аллеей боковой. В кустах дебил с громадной головой, Весь истомленный силой половой, На лбу, как мысли, тени от растений, Тяжелая и вялая рука, — А как проворно ловит мотылька, Сомнет во влажной пасти кулака, И в рот кладет со страшным вожделеньем… На главную аллею выхожу, Аттракционы грустно обхожу, Из биллиардной щелканье шаров, Из ресторана запах шашлыка. На берегу, обветрен и суров, Пенсионер, дающий напрокат Раскрашенные лодки. Лик его Пологий и пустынный. В шуме волн Мой паспорт в пальцы крепкие берет, Большие весла мне взамен дает. «Санчо Панса облачен в тряпье…» Санчо Панса облачен в тряпье, По земле волочится копье. А гадалка… Что она пророчит? Вероятно, голову морочит. Вероятно молвит: — Санчо Панса, Славный рыцарь глупости и пьянства, Ради сатаны или Христа, Пива мне на донышке оставь, В память господина, Дон Кихота, Пива мне испробовать охота, Я тебе такое предреку… Утро голосит «кукареку,» Ход ночного времени нарушен, Таракан нырнул в пустую кружку, И усы об глину обломал, И сошел по-своему с ума… Санчо Панса мешкает в кустах. Пуст карман, и голова пуста, Нету за душою ни шиша, Только глотка. Да еще душа, Да письмо на имя Дульсинеи, Да рука сжимается сильнее На стволе хозяйского копья. Будет вечер. Будет Санчо пьян, Будет Санчо красен и мордаст, Будет в сердце пенная отвага — Он письмо — неважную бумагу Первому же сплетнику продаст. |
