23 Елена в парк идет. Олунен И просиренен росный парк. В ее устах — прозрачный Бунин, В ее глазах — блеск Жанны д'Арк… А Кириена за роялем, Вся преисполнена Граалем, Забыла про кузину Lugne, А Lugne вошла душой в июнь… Она вошла и растворилась В олуненной его листве И, с думою о божестве, Присела у пруда. Свершилось: Она увидела в тени Дубовой грустные огни. 24 Не поняла сначала — что там, И только грусть их поняла И, внемля отдаленным нотам Рояля, думала: «Что мгла Таит? откуда эти блики? Что за сияющие всклики? Как их печальна бирюза!» И вдруг постигла: то — глаза! Не испугалась: были жданны. Немного вздрогнула: уже! Ее костюма неглиже Не вспомнилось. Как чувства странны! Как пахнет белая сирень! И эта ночь — как лунный день… 25 Леандр спросил: «Как ваше имя?» Елена отвечала: «Lugne»… И было третье нечто с ними: Луна расплавленная — лунь… Вдали играла Кириена, И таяла сонаты пена, И снова вдруг Леандр спросил: — Кто вас лишил так рано сил? — И не ответила Елена… И наступила тишина, Их встречею поражена… В кустах шарахнулась измена… В испуге ухнула сова… И Lugne шепнула: «В тридцать два»… 26 И вмиг опомнилась, и едко Спросила: «Что угодно вам?» Он встал, — глаза хлестнула ветка. Он фразы не нашел словам… И подошел к ней, скромный, стройный, Желанный и ее достойный, Из их родного далека Знакомый многие века… — Не узнаешь? — спросил. Хотела Ответить «да», сказалось «нет», — И омрачился лунный свет, И в краску бросило все тело… — Не узнаешь? Мечту свою?… — И Lugne шепнула: «Узнаю…» 27 Шепнула и… проснулась. В парке Лунела сыро тишина, И были нестерпимо ярки Подробности лесного сна. Дом спал. Давно умолкла Кира. И потому, что было сыро И поздно, Lugne пошла домой, Все повторяя: «Мой ты… мой…» И с той поры в душе Елены Неповторимые глаза; В слезах молясь на образа, Она их ощущала плены, И предвкушенная любовь Окрашивала жизни новь. 28 Riene с широкими глазами Еленин выслушала сон И побледневшими устами: — Леандр… Леандр… Но кто же он? — — Он мысль моя! — и Кириена, Пугаясь странного рефрена В устах кузины, с этих пор Не заводила разговор Про этот бред. И Lugne молчала, Меж тем, все думая о сне, Сама с собой наедине Припоминала все сначала, И явью сон готов был стать, Но вдруг все путалось опять… 29 Уже и день Преображенья, А там пора и по домам На молчаливые сраженья — Уделы девствующих дам… Обидно ехать из деревни, Когда все краше ежедневней Простерший листья старый клен, Как гусьи лапы на балкон, Когда нагроздена рябина И яблонями пахнет сад, Когда ряд пожен полосат, И золотеет паутина, Когда в настурциях газон, Но Петербург сказал: «Сезон». 30 В ее руках — одна неделя, А там она сама в руках Не упоительного Леля, А мужа в английских усах… Lugne с Кирой жадно ловят миги И, отложив на время книги, С утра до ночи по лесам, Внемля крылатым голосам, Блуждают в полном упоеньи, Поблекнувшие от тоски, Целуя желтые листки, И, жниц усталых слыша пенье, Сочувствуя судьбе крестьян, Готовы сами в сарафан… 31 В лесу, над озером, на горке, Белеет женский монастырь, Где в каждой келье, точно в норке, Прокипарисенный пустырь. Там днем — молитвы покаянья, Смиренье, кроткость, воздыханья, Души и тела тяжкий пост… Но не для всех тот искус прост, Не все покой приемлют души, Не все покорствуют-тела, — Творятся тайные дела, Слова протеста слышат уши, И видел восходящий день Шарахающуюся тень… 32 Подруге предлагает Кира Пройтись когда-нибудь пешком — Беру клише — «в обитель мира», С котомкою и с посошком, Как ходят толпы русских странниц, Что для вертушек и жеманниц Из города совсем смешно, Но радостью озарено Для наших милых богомолок. И, не откладывая план, — На удивление крестьян, — Они выходят на проселок И лесом, уходящим вспять, Идут в лаптях верст двадцать пять. |