По-прежнему меня тянуло к Злате,

По-прежнему исполнен был я ею,

О чем твердят весьма красноречиво

Того периода мои поэзы.

И вот, не в силах сдерживаться больше,

Попал я как-то снова к Тимофею,

Спросить его о ней мне захотелось,

Прочувствовать ушедшее былое,

Возникшее у дворника в подвале.

Знакомая прекрасно обстановка

Отчаянье такое всколыхнула

Во мне, что стал я пить, и в результате

Допился до потери представленья,

Где я, зачем и что со мной… В разгаре

Попойки (видно, было так угодно

Судьбе моей) раскрылась дверь и Злата

Предстала перед нами на пороге.

Я смутно понимал тогда; однако

От встречи получилось впечатленье

Тяжелое: любимая, сначала

Застывшая безмолвно и с тоскою

Смотревшая на оргию, вдруг резко

Какое-то ударное по сердцу

В негодованьи бросила мне слово

И скрылась, хлопнув дверью возмущенно.

Та встреча предпоследней оказалась.

Спустя семь лет мы встретились в последний,

Последний раз — на несколько минут.

Опять весна, вторая после счастья,

Испытанного с вечно дорогой.

Опять весна пришла, и сердце снова

Упилось пламным солнечным вином.

Опять сморчков коричневые губки

Набухли на опушке лесовой.

Опять подснежники заголубели,

И вся земля опять пошла вверх дном.

С Перунчиком, поэтом-анархистом,

Моих же лет, с которым я случайно

У Фофанова сблизился весною,

Уехали мы в Пудость, где избушку

На курьих ножках сняв, ловили рыбу,

Мечты, стихи и девок деревенских.

Еще в начале года я расстался

С любовницею третьей: поведенье

Ее меня принудило. Хозяин

Избы такие сообщил мне вещи,

Что поступить иначе я не мог бы.

Кума Матрена (с нею мы крестили

У лодочного мастера ребенка)

По вечерам в избу к нам забегала —

Поговорить, попеть и посмеяться.

Исполнилось ей только восемнадцать.

Она имела средний рост, фигурой

Была полна немного, но красивей

Матреши — девки не было в деревне.

Я называл ее Предгрозей: имя

Я произвел от душного: «предгрозье».

Она томила, как перед грозою

Томит нас воздух. Всей душой простою

Она меня любила, и не мудрой

Была любовь моей ингерманландки.

Два лета мы любились. Много песен

О ней пропето, много поцелуев

Друг другу нами отдано взаимно.

Ах, хороша была кума Матреша!

Андрей Антоныч, краснощекий мельник,

Катюлиньку любовницей имевший,

Печальную и скромную простушку,

Наш постоянный ярый собутыльник,

Вдруг воспылал к моей Предгрозе страстью,

Ответной в девушке не возбуждая.

И как-то раз, во время запоздалой

На мельнице пирушки нашей, вздумал

Меня убить из ревности, огромным

Ножом взмахнул над головой моею.

Перунчик, благородный мой приятель,

Взревел, как тигр, и мельника за плечи

Схватив, швырнул под стол, тем спас мне жизнь.

С утра чем свет пришел Андрей Антоныч

В избушку к нам с мольбою о прощеньи.

И я, его отлично понимая,

Сердиться и не думал. В этот вечер

Веселую справляли мировую.

И с той поры не трогал он Предгрози,

Ко мне питая искреннюю дружбу.

Хорошее, читатель, было время!

Свободными мы были удальцами,

И наши юношеские проказы

Отмечены в моих воспоминаньях

Отвагой, благородством, прямодушьем.

Прошло еще два года. Много женщин

Дарили мне любовь свою и нежность:

Annete, похожая на гейшу; Olli,

Эстоночка с эгреткой; Карменсита,

Мучительница сладостная; Флёртон,

Щекочущая мозг синьора,

И Шура с изумленными глазами,

И Паня с оскорбленными устами,

И Лапочка, и Дунь, и Maricon…

Достаточно. Довольно. Дальше, дальше…

Все это только сладостные миги.

Все это пусто, кратко и мишурно.

Не настоящее какое это.

Я вспоминаю день иной, сыгравший

Большую роль в моей дальнейшей жизни,

Я вспоминаю день прихода Лизы,

Сестры моей боготворимой Златы,

Я вспоминаю день начала с нею

Значительного властного романа.

Она пришла семнадцатой своею

Невинной и мечтательной весною.

Она пришла, как раненая серна,

В своей любви нашедшая фиаско.

Она пришла доверчиво, порывно,

Влекомая ко мне интуитивно;

Она пришла, как девушки приходят

В храм Божий или к Божьему поэту.

Князь Русов, кирасир императрицы,

Мисс Лиль полгода тонко развращая,

Обратного добился результата:

Он пробудил к себе в ней обожанье.

Когда ж ему наскучила малютка,

Жениться вздумал на аристократке

И с Лизою порвал, как подобает

Вельможе, очень грубо, очень резко.

Возмущена сиятельным коварством,

Она, недолго думая, в порыве

Негодованья, ранила кинжалом

Князька в плечо в его же кабинете.

Но тусклый князь здесь поступил, как рыцарь:

Замяв пустячный инцидент с девчонкой,

Он просто приказал лакею Лизе

Надеть пальто и проводить до двери.