«Вешняя ночь: звёзды, луна, соловей…» Вешняя ночь: звёзды, луна, соловей. Воздух душист, в воздухе носятся грёзы. Звонко поёт влажную песню ручей. Тихо стоят, слушают чутко берёзы. Дремлет ночь, очарованьем Упоительным дыша, И надеждам и желаньям Покоряется душа. В сладкой тени белых, кудрявых берёз Кто-то ведёт тихие, нежные речи. Тихий полёт сладких, пленительных грёз Чьи-то открыл взором любимого плечи. Жажда бурных наслаждений Зажигает в сердце кровь, Но отраву вожделений Гасит кроткая любовь. «Над рекою гудит непогода…» Над рекою гудит непогода, Бьёт пороги волной разъярённой. Плещут волны на борт парохода И поют ему плач похоронный. Я в каюте угарной и тесной. Позади меня тени роятся, Предо мною, в дали неизвестной, За туманами тучи клубятся. Неотмщённой обиды отрава Золотые надежды багровит, И ползучая злоба лукаво Неминучую смерть славословит: «Чем ты горше страдаешь, тем слаще Будет сон твой в безгрёзной могиле. Тем отраднее отдых, чем чаще Испытания грозные были». Ирина Помнишь ты, Ирина, осень В дальнем, бедном городке? Было пасмурно, как будто Небо хмурилось в тоске. Дождик мелкий и упорный Словно сетью заволок Весь в грязи, в глубоких лужах Потонувший городок. И тяжёлым коромыслом Надавив себе плечо, Ты с реки тащила воду; Щёки рдели горячо… Был наш дом угрюм и тесен, Крыша старая текла, Пол качался под ногами, Из разбитого стекла Веял холод; гнулось набок Полусгнившее крыльцо… Хоть бы раз слова упрёка, Ты мне бросила в лицо! Хоть бы раз в слезах обильных Излила невольно ты Накопившуюся горечь Беспощадной нищеты! Я бы вытерпел упрёки, И смолчал бы пред тобой Я, безумец горделивый, Не поладивший с судьбой, Так настойчиво хранивший Обманувшие мечты И тебя с собой увлёкший Для страданий нищеты. Опускался вечер тёмный Нас измучившего дня, — Ты мне кротко улыбалась, Утешала ты меня. Говорила ты: «Что бедность! Лишь была б душа сильна, Лишь была бы жаждой счастья Воля жить сохранена». И опять, силен тобою, Смело я глядел вперёд, В тьму зловещих испытаний, Угрожающих невзгод. И теперь над нами ясно Вечереют небеса. Это ты, моя Ирина, Сотворила чудеса. «После жизни недужной и тщетной…» После жизни недужной и тщетной, После странных и лживых томлений, Мы забудемся сном без видений, Мы потонем во тьме безответной, И пускай на земле, на печальном просторе Льются слёзы людские, бушует ненастье: Не найдет нас ни бледное, цепкое горе, Ни шумливо-несносное счастье. «Чем свежее становилось…» Чем свежее становилось, Чем длинней ложилась тень, Тем настойчивей просилась В сердце вкрадчивая лень, Надоевшую работу Не давала мне кончать, И постылую заботу Порывалась отогнать. Так любимая супруга К трудолюбцу подойдёт. И смеётся, и зовёт, И торопит час досуга. «Сердцем овладевшая злоба застарелая…» Сердцем овладевшая злоба застарелая Шепчет речи знойные, горько-справедливые, И скликает в бешенстве воля моя смелая Замыслы безумные, грёзы горделивые. А над вьюгой замыслов, над огнём восстания Реет тень зловещая, облачко летучее. Что-то непонятное за дверьми сознания Чутко притаилося, — лихо неминучее. Знаю: гость непрошеный с холодом презрения Глянет неожиданно в душу многодумную, И погасит хохотом веру неразумную, И погубит замыслы сладостного мщения. «Ночные грезы их пленили…» Ночные грезы их пленили, Суля им радостные дни, — Они друг друга полюбили, И были счастливы они. То было молодостью ранней, Когда весна благоуханней, Когда звончее плеск ручья, Когда мечтанья вдохновенней, И жарче жажда бытия И жажда радости весенней… Восторги, грёзы без числа, — Забава жизни то была. То жизнь смеялась, рассыпая На их пути свои цветы И тихо веющего мая Лобзанья, чары и мечты. Она любовью их манила, А после горем наделила. |
