«Торжественной праздности чадо…» Торжественной праздности чадо, Утеха лачуг и палат, Смеяться и плакать ты радо, Созвучья бы только да лад. Тебе ль не дарована сила! Тебе ль не покорна весна! Ты все зажигаешь светила, А ночь холодна и темна. «Я умираю не спеша…» Я умираю не спеша, Предсмертной тешусь я истомой. Подобна грешная душа Святой, на злую казнь влекомой. Её пытали палачи, С неё совлекши все одежды, Но их жестокие бичи Не умертвили в ней надежды, И в смертный путь она идёт. Спокойны все её движенья. Небесный вестник ей несёт Венец последнего мученья. «Не плачь, утешься, верь…» Не плачь, утешься, верь, Не повторяй, что умер сын твой милый, — Не вовсе он оставил мир постылый. Он тихо стукнет в дверь, С приветными словами Войдёт к тебе и станет целовать Тебя, свою утешенную мать, Безгрешными устами. Лишь только позови, Он будет приходить к тебе, послушный, Всегда, как прежде, детски-простодушный, Дитя твоей любви. «О полночи с постели…» О полночи с постели Молиться ты сошла. Лампады пламенели, В углах дрожала мгла. И ангел легкокрылый С таинственной судьбой, Неведомою силой Повеял над тобой. Склонила ты колени, И ангел осенил Тоскующие тени Отрадной сенью крыл. «День туманный…» День туманный Настаёт, Мой желанный Не идёт. Мгла вокруг. На пороге Я стою, Вся в тревоге, И пою. Где ж мой друг? Холод веет, Сад мой пуст, Сиротеет Каждый куст. Скучно мне. Распрощался Ты легко, И умчался Далеко На коне. По дороге Я гляжу, Вся в тревоге, Вся дрожу, — Милый мой! Долго стану Слёзы лить, В сердце рану Бередить, — Бог с тобой! «Если б хотел я любить…» Если б хотел я любить, Если бы мог я желать, — В мире кого полюбить, В жизни чего пожелать? Только Отец мой да я, Больше и нет никого. Жизнь без хотенья — моя, Воля без жизни — Его. «Туманный день глядит в окно…» Туманный день глядит в окно, В душе и пасмурно, и строго. Воспоминания давно Стоят угрюмо у порога Изнемогающей души, Не появляясь, не скрываясь, — О днях, когда в немой глуши Я жил, восторгами питаясь, Далёкий призрак возлюбя, Мечтою обнимая тени, И жизнь недужную губя Под гнётом страстности и лени. «В молчаньи звёзд, в дыханьи ветра с полуночи…» В молчаньи звёзд, в дыханьи ветра с полуночи Улики явственные есть. О, духи зла! Закройте очи И не мешайте мне безропотно отцвесть. Меня и вас одна объемлет неизбежность, Ненарушим всемирный строй. Всё должно быть: для жизни — радость и мятежность, Для смерти — тленье и покой. «Недотыкомка серая…» Недотыкомка серая Всё вокруг меня вьётся да вертится, — То не Лихо ль со мною очертится Во единый погибельный круг? Недотыкомка серая Истомила коварной улыбкою, Истомила присядкою зыбкою, — Помоги мне, таинственный друг! Недотыкомку серую Отгони ты волшебными чарами, Или наотмашь, что ли, ударами, Или словом заветным каким. Недотыкомку серую Хоть со мной умертви ты, ехидную, Чтоб она хоть в тоску панихидную Не ругалась над прахом моим. «Был широкий путь к подножью…» Был широкий путь к подножью Вечно вольных, дальних скал, — Этот путь он злою ложью, Злою ложью заграждал. То скрывался он за далью. То являлся из могил, И повсюду мне печалью, Он печалью мне грозил, — И над бедной, тёмной нивой Обыденных, скучных дел. День тоскливый и ленивый, День ленивый потускнел. В полумраке я томился Бездыханной тишиной. Ночь настала, и раскрылся, И раскрылся мир ночной. Надо мной у ночи крылья Вырастали всё темней От тяжёлого бессилья, От бессилья злых огней. И печально, и сурово, Издалёка в мертвый край Повелительное слово Веет, слово: «Умирай». Месяц встал, и пламенеет Утешеньем в сонной мгле. Всё далёкое светлеет, Всё светлеет на земле. Отуманенные дали Внемлют сладкой тишине, И томительной печали, Злой печали нет во мне. Всё томленье, всё страданье, Труд, и скорбь, и думы все, — Исчезают, как мерцанье, Как мерцанье на росе. |
