«Чем строже себя наблюдаю…» Чем строже себя наблюдаю, Тем лучше людей узнаю, — И с миром теснее сплетаю Печальную душу мою. Припомню деяния злые Напрасно растраченных дней, — Мне ясны тревоги мирские И злое безумье людей. «Надутый ветром серый парус…» Надутый ветром серый парус, Как рьяный конь, лодчонку мчит. Вода от вёсел, как стеклярус Сверкая брызгами, летит. Ты приумолкла. Пышет зноем Твоё лицо, глаза горят. Каким пленительным покоем Нас лес и берег подарят! «Уж не тянусь, как прежде, я…» Уж не тянусь, как прежде, я Нетерпеливыми устами К блестящей чаше бытия С его отравленными снами. Так мрачный вяз, на склоне дней, Дуплистый и грозой спалённый, Не посылает, утомлённый, Во глубину своих корней. «Душе моей, страдающей жестоко…» Душе моей, страдающей жестоко, Твердят лукавые уста, Что станет грёзою пророка Моя лазурная мечта, Что в мир войдёт царицею свобода, И золотой настанет век, И, предстоя сильнейшим из народа, Не задрожит от страха человек, И смолкнет алый вопль страданья Вкруг изукрашенных столиц, И белый ужас истязанья Не исказит румяных детских лиц. «Душою чистой и незлобной…» Душою чистой и незлобной Тебя Создатель наделил, Душой, мерцанью звёзд подобной Иль дыму жертвенных кадил. Хотя дыханьем чуждой злобы Не раз мрачился твой удел, — Нет человека, на кого бы Ты тёмной злобою кипел. Но каждый день огнем страданья Тебя венчали ложь и зло, — В твоей душе негодованье, Как семя в почве, проросло. «Я упивался негой счастья…» Я упивался негой счастья, Безумным праздником любви. Струился ядом сладострастья Избыток сил в моей крови. Я говорил: «И от ненастья Часы отрадные лови, Во всех пирах бери участье, Для грёз пленительных живи!» Не видел я, безумец бедный, Обманов жизни этой бледной! Но вдруг отвергнутого стон Смешался с песней звонкой нашей, — И с пира я бежал, смущён И не допив заздравной чаши. «В томленьях жизни несчастливой…»
В томленьях жизни несчастливой Меня забавишь только ты, О муза дивно-прихотливой Мечты! В разгаре грусти безнадежной Ты предстаёшь душе моей, Ее пленяя лаской нежной Мир озаряющих лучей. Забыты жгучие обиды, В душе смолкает гордый гнев, Как перед взорами Киприды Пленённый лев. «Полно плакать, — вытри слезы…» Полно плакать, — вытри слезы, Проводи меня в свой сад, Где так нежно пахнут розы, Где кудрявые берёзы Улыбаясь шелестят. Полно плакать, — что за горе! То ль, что мачеха лиха, И, с тобою вечно в ссоре, Держит двери на запоре, Нe пускает жениха? Не томи тоской сердечка, — Год промчится, подрастёшь, Смело выйдешь на крылечко, Повернёшь в дверях колечко И от мачехи уйдёшь. Близок день освобожденья. Сердце к воле приготовь, Чтобы в светлые мгновенья Светлый праздник примиренья Создала тебе любовь. «Когда мечты полночной обаянья…» Когда мечты полночной обаянья Умчат меня в заветные края, Где, бледная от лунного сиянья, Ко мне придёт желанная моя, — Ползёт туда какими-то путями Тоска души моей, И не даёт пленительными снами Забыться ей. В стране надежды радостной и грёзы Она змеёй таится между роз! То не роса, — её катятся слёзы По гибким веткам придорожных лоз; То не туман клубится над рекою, Блестя в лучах задумчивой луны, — Её дыханье мглистою волною Закутало мечтательные сны. Вот, соловья нелепо прерывая, Безумный крик пронёсся. Это кто? Ах, всё она, тоска моя, рыдая, Вопит о том, что жизнью отнято. «Реет снег. Темна дорога…» Реет снег. Темна дорога. На душе моей темно. Кто-то тёмный смотрит строго В запотелое окно, И томит меня тоскою Неподвижно-тёмный взгляд, И проходит предо мною Сожалений поздних ряд. |
