«Грустные взоры склоняя…» Грустные взоры склоняя, Светлые слёзы роняя, Ты предо мною стоишь, — Только б рыданья молчали, — Злые лобзанья печали Ты от толпы утаишь. Впалые щёки так бледны. Вешние ль грозы бесследны, Летний ли тягостен зной, Или на грех ты дерзаешь, — Сердце моё ты терзаешь Смертной своей белизной. «Ангел снов невиденных…» Ангел снов невиденных, На путях неиденных Я тебя встречал. Весь ты рдел, таинственный, И удел единственный Ты мне обещал. Меркло, полусонное, Что-то непреклонное У тебя в глазах; Книгу непрочтённую С тайной запрещённою Ты держал в руках. «Неустанное в работе…» Неустанное в работе Сердце бедное моё, — В несмолкающей заботе Ты житьё куешь моё. Воля к жизни, воля злая, Направляет пылкий ток, — Ты куёшь, не уставая, Телу радость и порок. Дни и ночи ты торопишь, Будишь, слабого, меня, И мои сомненья топишь В нескончаемости дня. Я безлепицей измучен. Житиё кляну моё. Твой тяжёлый стук мне скучен, Сердце бедное моё. «Есть тропа неизбежная…» Есть тропа неизбежная На крутом берегу, — Там волшебница нежная Запыхалась в бегу, Улыбается сладкая, И бежит далеко. Юность сладкая, краткая, Только с нею легко. Пробежит, — зарумянится, Улыбаясь, лицо, И кому-то достанется Золотое кольцо… Рокового, заклятого Не хотеть бы кольца, Отойти б от крылатого, Огневого гонца. «Пламенем наполненные жилы…» Пламенем наполненные жилы, Сердце знойное и полное огнём, — В теле солнце непомерной силы, И душа насквозь пронизанная днём. Что же в их безумном ликованьи? Бездна ждёт, и страшен рёв её глухой. В озарении, сверканьи и сгораньи Не забыть её, извечной, роковой. «В стране безвыходной бессмысленных томлений…» В стране безвыходной бессмысленных томлений Влачился долго я без грёз, без божества, И лишь порой для диких вдохновений Я находил безумные слова. Они цвели во мгле полночных волхвований, На злом пути цвели, — и мёртвая луна Прохладный яд несбыточных желаний Вливала в них, ясна и холодна. «Безумием окована земля…» Безумием окована земля, Тиранством золотого Змея. Простёрлися пустынные поля, В тоске безвыходной немея, Подъемлются бессильно к облакам Безрадостно-нахмуренные горы, Подъемлются к далёким небесам Людей тоскующие взоры. Влачится жизнь по скучным колеям, И на листах незыблемы узоры. Безумная и страшная земля, Неистощим твой дикий холод, И кто безумствует, спасения моля, Мечом отчаянья проколот. «Белая тьма созидает предметы…» Белая тьма созидает предметы И обольщает меня. Жадно ищу я душою просветы В область нетленного дня. Кто же внесёт в заточенье земное Светоч, пугающий тьму? Скоро ль бессмертное, сердцу родное В свете его я пойму? Или навек нерушима преграда Белой, обманчивой тьмы, И бесконечно томиться мне надо, И не уйти из тюрьмы? «Нашу неподвижность бранью не клейми:…» Нашу неподвижность бранью не клейми: Нам коснеть в пещерах, созданных людьми. Мы не можем выйти, мы не смеем жить; Много здесь предметов — нам их сторожить. Чтоб не веял ветер, солнце бы не жгло, Да воды проворной к ложу не текло. С человеком долго мы вели войну, — Человек ли скован, мы ль в его плену? Весела ль, грустна ли вражеская речь, — Надо ждать решенья — и врага стеречь. «Рассвет полусонный, я очи открыл…» Рассвет полусонный, я очи открыл, Но нет во мне воли, и нет во мне сил. И душны покровы, и скучно лежать, Но свет мой не хочет в окне засиять. Докучная лампа, тебя ли зажечь, Чтоб взоры направить на мёртвую речь? Иль грешной мечтою себя веселить, Приникнуть к подушке и всё позабыть? Рассвет полусонный, я бледен и хил, И нет во мне воли, и нет во мне сил. |
