— Твои родные тоже далеко?

— Наоборот. Мой дед и моя бабушка живут в доме напротив этого, очень близко, как видишь.

— В доме с высокими окнами?

— Да, там именно такие окна, — Лэстин улыбнулся.

— В таком случае, кем тебе приходится Лосанна?

— Родной тетей.

— Потрясающе.

— Почему?

— Ну, выходит, Лосанна у родителей — поздний ребенок?

— Как понять — «поздний»? В смысле — последний? Нет, есть еще трое, младше Лосанны. Три сестры, самой младшей недавно исполнилось семь. Но, скорее всего, и она — не последняя. Ее родители еще молоды, им нет и двухсот лет.

— А, я как-то забыла, что в Суэме так долго живут. Выходит, что кому-то из твоих родителей Лосанна приходится сестрой?

— Моей матери. Моя мать — самая старшая из детей в семье Маханиэна — так зовут моего деда.

— Сколько же всего детей у Маханиена?

— Десять. Всего — десять. Трое сыновей и семь дочек.

— А у моих родителей…, — тут Кей запнулась, потому что чуть не сказала, что их было двое. Она глупо покраснела и закончила:

— А у моих родителей я одна.

Теперь настала очередь удивляться Лэстину. Он высоко поднял черные дуги бровей и спросил:

— Как такое может быть? Остальные что, погибли?

Кей вздохнула и принялась объяснять:

— Нет, их просто не было. Я родилась — и все. И больше никого не рожали. Не хотели.

— Вот это да. Вы же все вымрете, если будете иметь по одному ребенку.

— Дело к этому и идет, по всей видимости. Но, видишь ли, мы не можем позволить себе много детей, потому что кормить их будет нечем. В моем мире нет такого изобилия. У нас все не так, как в Суэме. Урожаи маленькие, а болезней и проблем много. Потому и детей мало рождается. Есть, конечно, люди, у которых двое, трое, четверо детей, но не так, как в Суэме. А семью с десятью детьми я вообще ни разу не встречала.

Про аборты Кей не решилась ему рассказывать. Во-первых в Суэме не было такого слова — аборт, а во-вторых, Кей подумала, что Лэстин, услышав об убийстве детей в утробах матерей, решит, что ее старый мир населен одними баймами.

Лэстин был явно удивлен. Он задумчиво покачал головой и сказал:

— Думаю, людям в вашем мире живется плохо.

— Не всегда. Но жизнь у нас короткая. Сто лет — это самый верхний предел, но доживает до этого далеко не каждый. Многие умирают гораздо раньше. Представляешь, сколько у нас кладбищ?

Доев последние остатки пирога, Лэстин смахнул крошки в свою опустевшую тарелку. Его загорелые до черноты ладони странно выделялись на фоне белой скатерти.

Он серьезно посмотрел на Кей и сказал негромко, но уверенно:

— Для каждого мира определен свой путь. Каждому явлена милость Бога. Это — воля Создателя. Кто ее станет оспаривать? Я знаю, что Сын Создателя приходил в ваш мир в образе человека. И Он взял на себя ваше проклятие. Он сделал это для вас, чтобы вы могли жить. Потому что Он любит вас. Так же, как и нас. И мы можем ему доверять. И, знаешь, Кей, люди в вашем мире должны быть очень благодарны Создателю за Его Сына.

Кей слушала его. Благодарен ли их мир? Скорее все принимается как должное, или не принимается. И называется это религией. Кей тряхнула головой. Она-то ведь тоже не принимала. Пока не принимала.

Она поднялась и убрала посуду со стола, а Лэстин попрощался и ушел. Провожая его у входной двери, Кей поняла, на кого он был похож. На Лосанну. Тот же разрез глаз, и тот же рисунок бровей. Родственники — есть родственники.

Перемыв и убрав посуду, Кей, наконец, смогла пойти отдохнуть. Вчера был нелегкий, тревожный день, но, хвала Создателю, все закончилось благополучно. Кей надеялась, что Кит поправится, баймы больше не сунуться к Такнаасу, а границы надежно охраняются.

А, все-таки, куда попадают суэмцы после смерти? Может быть, они становятся ангелами?

А кладбищ в Суэме действительно было мало. В Такнаасе — только одно. Ямы в нем рыли очень глубокие и узкие, и гробы с телами опускали вертикально, вниз ногами. Это Кей рассказал Сэм. Поэтому могилы занимали мало места. Да и было их не так уж и много, этих могил. Сверху оставались только узкие, каменные таблички с надписями. И надписи были совсем не такие, как в мире Кей. Ни некрологов, ни дат рождения и смерти. На всех, на всех без исключения табличках стояли слова: «Тело принадлежало…» — и дальше только имя. И все. Так просто — тело принадлежало…

Суэмцы верили, что не люди лежат в этих могилах, а только их тела. Нет, они, скорее, это знали. Душа уходит к Отцу, Создавшему ее, а тело, которое принадлежало душе — в землю. На могилах этих не лежали цветы, к ним не приходили люди, не навещали своих мертвецов, не изливали им душу, не искали у них мудрости и утешения. Ведь суэмцы знали, что их родных в могилах нет, а только тела, которые когда-то им принадлежали. Зачем же тогда приходить к праху?

Само кладбище находилось за городскими воротами, чуть дальше на юг от озера Ганул, Сэм, по просьбе Кей привез ее туда. Пустынно и тихо оказалось на заброшенном городском кладбище. Кей одиноко бродила между узких каменных плит, расположенных правильными рядами. Длинными, как странная дорога…

В дальней стороне кладбища плиты так заросли травой, что уже не осталось никакой памяти о том, чьи тела там были захоронены. Шумел ветвями деревьев ветер и о чем-то своем шептались густые травы…

Потом, уже дома, Кей спросила Джейка, почему кладбище находится вне города. Тот ответил, как всегда, не спеша и обстоятельно:

— Зачем занимать территорию города мертвыми телами? В Суэме так не принято. Смерть тут, вообще-то, встречается гораздо реже, чем в нашем мире. И здесь совсем другое отношение к ней. Смерть — это всего лишь переход в другое измерение, в духовный мир. Суэмцы это знают, и культа из смерти не делают. Потому и к кладбищам они относятся гораздо проще. Потом, со временем, территорию кладбища засипят землей, и там появится новый холм, на котором что-нибудь построят, деревню, крепость, городок — что-то полезное для живых.

— Разве можно строить на костях людей?

— Кей, это уже будет просто прах земной. Так было определено Создателем. Человек был создан из праха, и в прах земной возвращается его тело. В Суэме, Кей, именно так и принято. Я ведь уже говорил, что они не делают культа из смерти. Раньше, когда еще не была открыта Проклятая Дверь, смерти в Суэме не было. Так говорится в Преданиях.

Под преданиями Джейк имел в виду устные сказания. Суэмцы почему-то не записывали свою историю, ее просто передавали устно в очень сокращенном варианте, только основные факты.

Постепенно Кей и сама начала по-новому, по-суэмскому относится ко многим вещам. Мало-помалу она стала верить, что суэмцы более правильно понимают жизнь, и у них более верные законы. Ей даже казалось, что суэмцы более настоящие, что ли, по сравнению с людьми ее мира. А, может быть, это ее собственный мир казался ей теперь призрачным и ненастоящим. И одно только тревожило и омрачало ее жизнь — это мысли о том, что ее маленький братишка остался в этом призрачном и ненастоящем мире.

Как бы там ни было, но Кит на Такнааское кладбище не попал, он выжил. За него волновались все: и Джейк, и Сэм, и Кей, и Лосанна, и приходивший его проведывать Лэстин. Первые несколько дней Джейк вводил раненому обезболивающие и снотворное лекарство, поэтому Кит постоянно спал. Это лекарство было особенным и редким, оно изготавливалось из беловатого сока Молочных Листьев — растения с толстым, сочным стеблем. Редким оно было потому, что растение следовало собирать только в определенное время, и только тогда, когда оно хотя бы раз плодоносило — тогда его сок обладал нужными свойствами. Плоды этого растения — хрупкие, конусные коробочки с семенами — появлялись всего один раз в год, на протяжении нескольких месяцев с весны до осени. Использовался только сок из стеблей, который выпаривался и обрабатывался до состояния белого порошка. Порошок разводился водой для инъекций и вводился в вену. Кей уже приходилось участвовать в изготовлении этого лекарства, и процесс ей показался довольно трудоемким. Лекарство так и называлось — Сок Молочных Листьев. Оно не вызывало галлюцинаций и привыкания, но обладало высоким обезболивающим и снотворным эффектом.