— Если ты еще согласна принять меня. Я была очень счастлива, живя здесь, до тех самых пор…

— Ну разумеется, с радостью! Сколько времени ты там пробудешь?

— Недели три. От силы — месяц.

Зоя подбросила подругу до аэропорта. Дорога промелькнула совершенно незаметно. Лишь когда Джейн уже из самолета бросила взгляд в иллюминатор и увидела неровную береговую линию, — лишь тогда она как бы очнулась. В общем-то все не так уж и плохо. Хотя она все еще уязвима. Впрочем, за месяцы совместной жизни с Томом у Джейн не было серьезных поводов для волнений. Она намеренно, особенно в последнее время, гнала прочь все мысли о Томе.

Ладно, она сюда еще вернется. Но вернется тогда, когда окрепнет настолько, чтобы уже не связываться с кем-нибудь вроде Тома. Никаких романов второго сорта! Терпение и только терпение. Ничего, ее время еще придет. Джейн интуитивно чувствовала это.

Все осталось прежним, и тем не менее все изменилось. Глядя с террасы виллы Онор на неизменный ландшафт, Джейн понимала, что теперь она уже не та наивная и молоденькая девушка, что была здесь когда-то в свой медовый месяц.

Она чувствовала себя как настоящий инвалид, да и выглядела, должно быть, не многим лучше, судя по озабоченному лицу Онор. Джейн великодушно позволила за собой ухаживать: подолгу засиживалась на террасе, завернувшись в теплый плед, заботливо принесенный слугой Гвидо. Ела Джейн с удовольствием, все до последней крошки, потому как Гвидо считал личным оскорблением, если что-то оставалось на тарелке. Джейн помногу пила «Фраскати», утешаясь тем, что вино куда полезнее, чем, например, ее любимый джин, к которому она чрезмерно пристрастилась в Кембридже.

По мере того как начало пригревать весеннее солнце, Джейн бронзовела, а обильная итальянская пища способствовала хорошему настроению. Длинные волосы Джейн вновь блестели, в серых глазах ее вновь зажглись огоньки: Джейн несказанно похорошела.

Спокойная атмосфера на вилле умиротворяла. О своей болезни, впрочем, Джейн еще не могла спокойно разговаривать. Подобно старательному клерку, она лишь вычленяла и анализировала свои проблемы. Чем более занималась Джейн такого рода размышлениями, тем отчетливее ощущала, как в душе ее возникает некий порядок чувств и мыслей.

Больше месяца пролетело незаметно. Как-то раз за ужином Джейн совершенно неожиданно, безо всякой преамбулы заговорила. Она принялась рассказывать о своем раннем детстве, родителях, о любви — обо всем, вплоть до позора самых последних месяцев кембриджской жизни. Поведала она и о своих страхах. О тревоге за сына. О том, как ей необходимо чувствовать себя любимой. Она открыла Онор такие тайники своей души, которые никогда дотоле ни перед кем не открывала. Джейн казалось, что она говорит не о себе, а о совершенно другой женщине, жившей в совершенно иное время. Онор слушала внимательно, прерываясь лишь за тем, чтобы налить вино или закурить очередную сигарету. Когда Джейн наконец закончила монолог, Онор нежно поцеловала ее.

— Теперь все встанет на свои места, можешь мне поверить. — Она заботливо уложила Джейн в постель, словно та была крошечной девочкой.

Джейн долго и крепко спала, когда же проснулась, то и впрямь почувствовала себя лучше, легче, свободнее. К ней вернулось ощущение грядущего счастья.

— Вы такая мудрая, — призналась как-то Джейн Онор после того, как та в нескольких словах обрисовала ей будущее.

— Я?! Господи, дорогая, да что ты… Я самая обычная женщина. Все дело в том, что у меня чуть больше жизненного опыта. А потом, когда речь идет о чужих проблемах, всегда проще найти решение, если уж на то пошло. Если бы я хоть в малой степени была мудрой, как ты сказала, то не превратила бы собственную жизнь черт знает во что. — И она мягко рассмеялась свойственным только ей грудным смехом.

— Вы не жалеете, что у вас нет детей?

— Боже правый! Из меня бы получилась отвратительная мать!

— А мне, напротив, кажется, что вы были бы идеальной матерью.

— Нет, вряд ли. Я не выношу маленьких детей, да и вообще меня быстро утомляет однообразие. Может, я и получала бы удовольствие от общения с детьми, но только с детьми взрослыми. А сколько горя я принесла бы своим детям, пока они растут?! — Она невесело усмехнулась.

— Я, к сожалению, вовсе не образцовая мать.

— Ну и что с того?! У Джеймса отличный отец, не правда ли? Независимо от моего отношения к Алистеру как к твоему мужу, следует признать, он очень заботливый и любящий отец. Кто сказал, что ты непременно должна была стать хорошей матерью? Иметь детей, растить детей — это далеко не всякий может. Пока у самой не появятся дети, никогда ничего нельзя сказать заранее.

Джейн улыбнулась:

— Хотела бы я быть такой, как вы: уверенной, знающей.

— Глупости, никто не знает всего на свете. А у тебя, дорогая моя Джейн, одна-единственная проблема — ты слишком много думаешь. Весьма опасное занятие.

— Вот и Зоя говорит то же.

— Конечно, ты тратишь многие часы, раздумывая о любви, а ведь в это самое время ты могла бы встретить новую любовь! Лучше вообще не задумываться об этом, тогда и полюбишь.

— Но, Онор, вы не совсем понимаете! Мне никто больше не нужен. Никто, кроме Алистера.

— Боже! Нельзя же всю оставшуюся жизнь держаться за прошлое.

— Я вовсе и не держусь за него. Сейчас, сегодня — я люблю его. И знаю, что никого другого и полюбить не смогу. А без любви… Посмотрите, к чему привела моя связь с Томом?!

— Ну, Том — это сущее недоразумение, досадная ошибка, я бы сказала. Кто из нас их не совершал? — Онор пожала плечами. — Вот увидишь, пройдет буквально несколько недель, и Том превратится для тебя в пустой звук.

Джейн опять заговорила об отношениях с Джеймсом.

— Джейн, дорогая, пока ребенок находится в Респрине, ты совершенно ничего не сможешь предпринять. Это все из-за старой суки. Уверена, что именно она и настраивает внука против тебя.

Разговоры про Бланш Апнор были коньком Онор.

— Что раздражало меня в ней более всего, так это то, что она вечно меня критиковала. Всегда пристальным образом следила, осуждала, но при этом ни разу не сказала, как поступить, — посетовала Джейн.

— Но, дорогая моя, она ужасно глупа и чертовски нетерпима к другим. И раз Алистер позволил ей вновь переехать к нему, значит, он куда глупее, нежели я предполагала.

— А сам он задумывается над этим?

— Пока едва ли, но мужчины вообще странно относятся к своим матерям. Может, они таким образом подсознательно пытаются компенсировать всю ту боль, через которую проходят женщины, давая им жизнь? И в конечном итоге матери всегда побеждают, если ты заметила.

Джейн особенно любила слушать рассказы Онор о годах ее юности, о том, как тогда выглядел Респрин; о дебюте Онор в лондонском обществе. Это было все равно что слушать человека из прошлого века. Трудно было поверить, что все это происходило совсем недавно.

Время от времени и Джейн вдруг спохватывалась — ей бы пора уже вернуться в Лондон! Но Онор об этом и слышать не желала.

— Джейн, дорогая, в следующем месяце съедутся мои друзья. Ты не против?

— Да как же я могу быть против?! А кого мы ждем?

— Кого только здесь не будет! — улыбнулась Онор. — Очередной сезон: в жару здешние города пустеют, а виллы кишмя кишат. К середине лета в городах остаются только туристы да те бедняги, которые зарабатывают на жизнь собственным трудом. А у нас будет полно всяческих дел. Надеюсь, тебе понравится.

— Ну разумеется! — откликнулась Джейн. — Да только вам, должно быть, я ужасно наскучила.

— Глупости какие! Наоборот, мне так приятно, что ты с каждым днем все более расцветаешь. Вообще-то я в это время всегда куда-нибудь уезжаю, кручусь, знаешь, как белка в колесе. А сейчас благодаря тебе чувствую себя отдохнувшей. И чего я столько колесила, когда у меня такой прекрасный дом?! Нет, можешь мне поверить, с тобой не соскучишься… — Онор улыбнулась. — Как бы я хотела снова быть молодой. Я сделалась бы тогда хиппи. Вот было бы весело!