— Я знаю, Эмилио. Я тоже любила его. Мы были идиотами, в первую очередь я. Но, Эмилио, почему ты не сообщил мне, что он так серьезно болен? Почему не послал за мной раньше? — Этот вопрос не оставлял Джейн с тех самых пор, как она увидела Роберто. Почему, почему никто, даже Мэй не рассказала?

— Он запретил нам, Джейн. Всем без исключения. Сказал, что не хочет жалости.

— О Боже, — произнесла она, не смея взглянуть на портрет Роберто.

Когда все усаживались в автомобиль, мажордом по предсмертному распоряжению принца передал Джейн массивную деревянную шкатулку. Тут же появилась собака.

— Это собака принца?

— Да, принсипесса, он жил у принца целый год и, когда хозяин уехал, ужасно переживал. Но только сегодня, как ни странно, почему-то именно сегодня пес места себе не находит!

— Как его звать?

— Гарри, принсипесса.

— Гарри? Очень странная кличка для пса, — воскликнула Джейн.

— Мне кажется, вполне подходящая. Возьмем его с собой?

Шкатулку и пса поместили в автомобиль.

— Джейн, тебе не кажется, что было бы лучше, если бы Джованни пока побыл у нас?

— Если тебя не затруднит, Эмилио! Вряд ли я сейчас смогу быть заботливой матерью. — Эмилио поцеловал ей руку. Они выехали из замка и направились к вилле.

Вечером того же дня Джейн открыла шкатулку. В ней находились те украшения, которые Роберто в разное время дарил ей. А под драгоценностями, завернутая в тонкую бумагу, лежала видеопленка, к которой была приложена записка. Джейн надеялась, что это что-то вроде прощального письма. Но там было всего лишь несколько слов: «Прости меня, контесса, я солгал тебе: я не смог уничтожить твою красоту!»

— Роберто! — вырвалось у нее из самой глубины души. Пес поднял голову и уставился на Джейн. Она уткнулась лицом в мягкий, пушистый бок собаки и горько зарыдала.

Казалось, Джейн живет в мире, наполненном туманом скорби. Каждый Божий день она вспоминала и скорбела об ушедших Онор и Роберто.

Джеймс около месяца прожил на вилле с матерью, но когда наконец объявил, что намерен вернуться в Англию, она испытала невероятное облегчение. Джованни вернулся от кузенов домой, и ей показалось, что теперь она скорее придет в себя. Впрочем, оказалось, что многочисленные капризы малыша раздражают Джейн, а мысль о том, что присутствие ребенка раздражает ее, раздражала Джейн еще больше. Когда же Джованни попросился в дом кузена, где было гораздо веселее, Джейн поспешно, чересчур поспешно согласилась.

— Так дальше продолжаться не может, Джейн, это глупо! — сказала ей Мэй, когда автомобиль с Джованни скрылся за ближайшим поворотом.

— Мэй, ради Бога, не нервируй меня! У Эмилио ему будет гораздо лучше.

— Теперь, когда не стало отца, он особенно нуждается во внимании матери, маленькая бедняжечка…

— Я сама знаю, что мне делать. Мне надо побыть одной.

— Очень уж вы жалеете себя, вот что я вам скажу!

— Мэй, как ты можешь! Я должна пережить эту утрату.

— Я беспокоюсь о Джованни. Вы в этот раз совсем не обращали на него внимания. Бедный мальчик, он, должно быть, недоумевает — почему, тем более что раньше он купался в вашей любви!

— Черт возьми, Мэй, я потеряла мужа! Неужели так трудно понять, что мне надо очухаться?!

— Не думаю, что он был таким уж хорошим супругом. Вы много лет жили раздельно. — Мэй подбоченилась, сердито посмотрела на Джейн.

— Никогда не смей говорить мне такое, Мэй! — резко повернулась к ней Джейн. — Я всегда его любила, и ты это прекрасно знаешь, черт возьми! Тут он был моим мужем… — Джейн указала на грудь и заодно поправила бюстгальтер, что выглядело сейчас несколько театрально.

— Извините, Джейн, мне, конечно же, не следовало так говорить. Конечно, вы всегда его любили, но ведь жизнь-то не закончилась. Я совершенно не хочу, чтобы вы опять заболели.

— Такого больше не случится, обещаю тебе. Просто мне нужно какое-то время.

Она понимала, что Мэй права, и понимала, что сама ведет себя неподобающим образом. Просто у Джейн не было ни желания, ни сил менять что-либо прямо сейчас.

Пришло Рождество, возвратился Джованни. Они купили елку и нарядили ее. Затем она пошла по магазинам покупать подарки. На праздник Гвидо вырядился Дедом Морозом. Они с Мэй на пару развлекали ребенка, Джейн же, подобрав под себя ноги, неподвижно сидела в кресле, держа в руках бокал с джин-тоником и без тени улыбки наблюдая за шумной забавой.

Джованни опять вернулся в дом кузена. Джейн снова бесцельно переходила из комнаты в комнату, будучи совершенно уверенной, что Онор была бы в ужасе от подобного ее поведения.

— Вы потеряете ребенка точно так же, как потеряли Джеймса. Вы идиотка, Джейн. Этот ребенок вам совершенно необходим. Не отталкивайте же его от себя, — взмолилась Мэй.

— Сама знаю. Дай мне хотя бы год.

— А потом что? Опять будете хныкать, опять будет песня про «еще один годик». И потом, вы уж слишком много стали пить. — Мэй с неодобрением посмотрела на бокал в руке Джейн. — Да, между прочим, мы с Гвидо решили пожениться.

— Решили — что?! — Джейн с громким стуком поставила бокал на мраморную столешницу. — Хорошенькая новость! А я ничего и не заметила.

— Конечно, где уж вам заметить! Вы настолько погружены в собственные переживания…

— Извини меня, Мэй. Неужели я и вправду невнимательна?

— Да уж. Вся проблема в том, что вам решительно нечем заняться. Если бы вы остались с кучей ребятишек на руках и этих самых ребятишек нужно было бы поить, кормить, тогда другое дело. А так, у вас полно денег, никаких проблем… нужно как-то взять себя в руки.

Как всегда, Мэй была совершенно права. Конечно, при таких деньгах, которые должны бы упростить решение любых вопросов, у Джейн все получалось совершенно наоборот.

Бракосочетание Мэй с Гвидо, состоявшееся в декабре, было единственным веселым днем за очень долгое время. Событие это встряхнуло Джейн, она решила поехать отдохнуть и оставить парочку наедине.

Но возник вопрос: куда поехать? Не имея определенных планов, Джейн бесцельно перемещалась по странам Европы, останавливаясь сообразно со своими прихотями где на день, где на неделю. Она посещала соборы, замки и музеи, радуясь тому, что сейчас не лето и вокруг никаких разношерстных туристов. Лишь много недель спустя она поняла, что получает удовольствие от того, что видит вокруг.

Приехав на французское побережье без какой-либо определенной цели, Джейн взяла билет на паром в Англию. Когда корабль плыл через Ла-Манш, Джейн сидела в баре и размышляла о том, куда бы ей двинуться далее. Вот тут-то ей в голову пришла мысль поехать в Шотландию и поискать дом, как советовала Онор. Это было вроде обязательства перед покойной, и обязательство это следовало исполнить. Взяв напрокат автомобиль, она доехала до Эдинбурга, посетила конторы агентов по торговле недвижимостью, а затем принялась петлять по стране, надеясь отыскать то, что в наибольшей степени подходило бы ее вкусам. Она видела множество имений, но ни одно ей не понравилось. Никто не знал, что ей и предложить. За ее спиной крутили пальцем у виска.

Джейн ехала все дальше и дальше на север, не прекращая поисков. Проезжая через Драмоктер-Пасс, она увидела снежные вершины: горы казались гигантскими долматинцами, погруженными в сон. Странная приподнятость наполнила вдруг ее душу: она была уверена, что очень скоро ее поиски увенчаются успехом.

Джейн ранее не понимала, что покупка дома была действом, сродни влюбленности. Только теперь ей это пришло в голову. Она повернула на заброшенную дорогу, давно уже требовавшую ремонта, и перед ней неожиданно вырос особняк, освещенный яркими лучами солнца. Дом сразу приглянулся Джейн. Даже если гниль несколько и подпортила кое-где строение, даже если жуки-могильщики избрали этот дом своим местопребыванием — ей было совершенно все равно. Она решила его купить.

Дом был выкрашен в белый цвет, имел величественный вид и возвышался над общим ландшафтом. Две восхитительные башенки со сверкающими крышами, подобно стражам, стояли по обе стороны дома. Окна были большими, двери широкими… Старые березы защищали дом от ветров, а вид на поросшую вереском местность прямо-таки захватывал дух. Казалось, этот дом и прилегающая к нему местность чудом перенесены сюда из Франции: вообще особняк более напоминал небольшой французский замок, а вовсе не шотландскую крепость.