— Ты правда думаешь, что можно сдавать мой дом? Надо же, а я и не догадалась! — Джейн сразу стало легче на душе. — Я почему-то была уверена, что рано или поздно мне придется его продать, и сама эта мысль была мне невыносима.

Распахнулась дверь черного хода, и в кухню вбежала Мишель, возвратившись после занятий в детском садике. Поцеловав мать, она обернулась и чмокнула в щеку Джейн.

— Мне показалось, что мы с тобой не подружились, — произнесла Джейн, весьма удивленная таким вниманием ребенка.

— Подружились, подружились! — сказала девочка с каким-то даже вызовом. — Вы очень хорошенькая, — как бы между прочим добавила она и тут же умчалась.

— Это вы о чем? — спросила Сандра.

— Да ни о чем. Шутка такая.

— Нет, не шутка. Догадываюсь, что Лэнс ужасно вел себя вчера, когда нас с мужем не было. Разве не так?

— Ну… Да, у него сейчас такой возраст…

— Не в том дело, Джейн, просто он становится каким-то монстром. Я ума не приложу, что с ним делать. Что он тебе говорил? — Джейн вынуждена была пересказать Сандре разговор с мальчиком. Сандра тяжело вздохнула. — Что меня очень беспокоит, так это его влияние на Мишель. Она такой чудесный ребенок. А все дело в его дедушке, это он так избаловал внука. Лэнс практически на каждые выходные уезжает к деду и возвращается оттуда невыносимым. У меня прямо руки опускаются.

— Сделай так, чтобы он не ездил туда, — посоветовала подруге Джейн.

— Ха! Легче сказать, чем сделать. Старик начнет возникать, да и Джастин будет злиться. Видишь ли, Джастин сейчас работает в агентстве своего отца. А папаша у него настоящее дерьмо. Платит сыну гроши, и при любом удобном случае напоминает, что если, не дай Бог, Джастин не будет ходить перед ним на цырлах, то он выгонит его к едреной матери.

— Да, впечатляет, что и говорить. Но, может, Джастину стоит рискнуть. Пусть отец лишит его наследства, зато он не будет ни от кого зависеть.

— И я о том, но он так боится своего папашу! Отец у него жуткий педант. Он коротышка, и в этом вся проблема.

— Ну и что, что коротышка?! При чем тут его рост? — Несмотря на подавленность, в голосе Джейн звучало живейшее недоумение.

— Как?! Тебе не известна психология низкорослых?! Они всех на свете стараются подавить и таким образом придать себе мужественности, чтобы хоть как-то компенсировать недостаток роста. Вспомни Гитлера, Муссолини… И такой же вот у меня свекор, черт бы его побрал! — Сандра безуспешно пыталась сорвать с бутылки из-под соуса этикетку.

— Сандра, да успокойся ты наконец! Ты вогнала себя в такой ритм, что у тебя маниакальная потребность каждую минуту что-нибудь делать.

К вящему ужасу Джейн, Сандра вдруг начала плакать.

— Ох, Джейн, ничего-то ты не знаешь… Я так несчастна! — Теперь уже пришла очередь Джейн обнять подругу. Выплакавшись, Сандра вытерла глаза, высморкалась в большую салфетку, скомкала бумагу.

— Наверное, поэтому ты и превратилась в такую неуемную хозяйку, да? — спросила Джейн.

— Должно быть. Видишь ли, — она взяла у Джейн еще сигарету, — отец Джастина был в бешенстве, когда сын на мне женился. — Сандра горько усмехнулась. — Его папаша считал, что я для Джастина сделаюсь серьезной помехой в жизни. Наверное, именно поэтому я и хлопочу без устали по дому, по хозяйству, чтобы всякий Божий день доказывать, что я отличная хозяйка, отличная жена. — Она вновь принялась безотчетно соскабливать с соусной бутылочки этикетку. — Ну и Джастин тоже хорош, конечно… Если к его приходу я хоть что-то не успею привести в порядок, он начинает орать. В эти вот последние дни он стал таким нервным, только и думает о том, что другие скажут. Порой мне даже страшно становится: неужели со временем он сделается таким же, как и его папаша? Однажды он даже ударил меня.

— Вот черт!

— Все из-за этого идиотского дома. Боже, как же я его ненавижу, этот дом! Раньше у нас был очень симпатичный домик неподалеку от Милл-роуд. Мне он так нравился, но старик в один прекрасный день решил, что тот район, видите ли, недостаточно хорош для его сына. Тогда-то мы и стали заложниками этого жуткого района, этого «особенного» участка. А вокруг раскупили дома такие же молодые семьи, где каждый из кожи вон лезет, лишь бы только сделать карьеру. И что в итоге? Мы вынуждены выплачивать бешеные деньги по закладной на дом, который мне, к примеру, не нужен.

— Но еще вчера мне казалось, что ты всем довольна.

— А… брось. Это все то же представление под названием «жена удачливого молодого бизнесмена». Я отлично выучила свою роль. Женщины здесь такие скучные, что я иногда разрыдаться готова. Встретишься с ними — у них только и разговоров, что про быт, про мужей, про месячные, про то, что кому-то секс надоел, а кому-то не хватает… Знаешь, Джейн, иногда мне кажется, что из меня все жизненные соки высосали. Но я очень люблю Джастина. Я просто в отчаянии, не знаю что и делать. — Она тихонько всхлипнула. Джейн взяла ее за руку, пытаясь как-то успокоить. — О черт… Ты уж меня извини, Джейн, я совсем расклеилась… Тебе и так сейчас несладко, а тут еще я со своими проблемами. Мне бы надо развлечь тебя, поднять тебе настроение.

— Что ты, Сандра, ты так мне помогла. Я теперь вижу, что одиночество — еще не самое худшее в жизни… Но ведь и ты, Сандра, должна что-то изменить, пока еще не поздно. Может, тебе устроиться на работу, чтобы легче было выплачивать по закладной? Расширить круг общения, — сказала Джейн. — Иначе у тебя от такой жизни буквально крыша поедет.

— И не говори. Наверное, это звучит чудовищно, но только когда я приезжала к тебе в больницу, то почти что завидовала: ты отключилась — и у тебя никаких проблем.

— А мать твоя что обо всем этом думает? — спросила Джейн.

— Она об этом и знать не знает. Так гордится мною, я не могу сказать ей правду.

Джейн задумалась.

— Слушай, Сандра, давай взбодримся, а? Съезжу-ка я в город, куплю бутылочку, и мы тихонечко кирнем на пару.

— Вот было бы здорово! Джастин как раз сегодня в каком-то там своем клубе, наверняка тоже изрядно нагрузится.

И Джейн покатила в Кембридж. Все здесь осталось прежним, городок вовсе не переменился. Начала она с того, что поднялась на верхний этаж в «Хефферз» и полюбовалась картинами. Ее внимание привлекли весьма недурственные полотна абстракционистов, но Джейн все-таки остановила свой выбор на полотне реалистического направления: купила Джастину в подарок работу маслом Фенса. Затем отправилась в «Миллерц» и приобрела запись «Бранденбургского концерта» и Третью симфонию Малера. Прихватив бутылочку джина, пару бутылок вина, Джейн заглянула в «Адамс» и набрала несколько сортов пикантных сыров.

В этот день детей специально уложили спать пораньше. Проводив Джастина в клуб, подруги, подобно хорошим конспираторам, решили серьезно обставить свою выпивку. В этот вечер они как бы превратились в прежних Джейн и Сандру из сестринского отделения.

— Слушай, Сандра, давно хотела тебе сказать — не представляй меня больше никогда как «леди Апнор». Я так ненавижу все эти титулы, меня прямо-таки тошнит.

Сандра выпрямилась и в упор посмотрела на Джейн. Глаза ее вдруг наполнились слезами.

— О, Джейн, прошу тебя, не лишай меня хотя бы этого удовольствия! Мне так нравится, что ты — леди Апнор. Я горжусь тобой! Неужели ты сама не понимаешь, что в моей унылой жизни — ты чуть ли не единственное светлое пятно?!

Они остановились перед домом родителей Джастина. Особнячок псевдогеоргианского стиля с подпираемым колоннами портиком походил на миниатюрный Парфенон. Они вошли в просторный, величественно обставленный холл, где было полным-полно поддельного антиквариата, включая современного изготовления коллекцию средневекового холодного оружия.

Мать Джастина, худощавая нервная дама, серые, цвета мышиной шерстки, волосы которой превосходно гармонировали с ее длинным платьем, проводила их к бассейну, где подавали спиртное. Лохматый зеленый ковер протянулся до самого портика, вокруг стояли начисто отмытые искусственные деревья. Миссис Клеманс никак не могла успокоиться, хлопотала и суетилась подле — то предлагая спиртное, то подкладывая под спинку скамеек подушки. Видимо, Сандра была очень ей симпатична: она, как клуша, суетилась возле невестки. Но ее мягкий говорок оказался весьма назойливым — очень непросто было выслушивать женщину в течение долгого времени: слова цеплялись одно за другое, и словесному потоку, казалось, конца и края никогда не будет.