— А как же наш отпуск?

— Мы только на выходные. Там сейчас никаких посторонних, а это большая редкость.

— Все настолько неожиданно… — протянула Джейн, волнуясь все больше и больше.

— Дорогая, мне бы очень хотелось туда съездить, — без тени улыбки промолвил Алистер.

— Скажи, а ты будешь злиться, если я откажусь?

— Ужасно.

— Что ж, в таком случае, видимо, придется ехать. Хотя я уверена, что твои родители разочаруются, увидев меня.

— Чушь собачья! Ты наверняка им очень понравишься. У тебя есть длинное платье?

— Нет, конечно, а почему ты спросил?

— Ну, к ужину у нас принято одеваться. Ладно, завтра что-нибудь купим.

— Но, Алистер, я не могу себе этого позволить! У меня всего-навсего четырнадцать фунтов.

— Я сам куплю тебе платье.

— Как это? А мать моя что скажет?

— То есть?

— Она предупреждала, чтобы я никогда не принимала от мужчин такие подарки. Поскольку в таком случае кавалер как бы вправе снять с женщины обновку.

— Твоя мать — мудрая женщина. — Алистер улыбнулся. — Но только для такого рода рассуждений уже несколько поздновато. Ну-ка, иди сюда, хочу заняться любовью. И выбрось эту чушь из головы.

Однако Джейн никак не могла успокоиться. Алистер крепко уснул, а она все пыталась представить, какого же рода испытание уготовано ей судьбой. Вдруг после этого визита отношения с Алистером испортятся? Джейн не без основания опасалась, что большой мир, вторгшись в мир приватных отношений, способен изменить их.

И хотя Алистер ни о чем таком и думать не думал, Джейн своим женским чутьем интуитивно ощущала приближение неприятностей.

На следующее утро, несмотря на возражения Джейн, несмотря на ее глупое беспокойство по поводу своей репутации, Алистер приобрел для нее не одно, а целых два платья.

Они побросали покупки в автомобиль, где уже и без того хватало разного рода коробок и упаковок. Стоило им покинуть город, как радость от приобретения обновок неожиданно исчезла. И чем дальше за спиной оставался Лондон, тем неспокойнее делалось на душе у Джейн.

Постепенно стало ясно, что ее ожидает. Подобно кирпичикам при постройке здания, разного рода эмоции и мысли Джейн наслоились друг на друга, так что она непроизвольно вздрогнула. Хорошо хоть в салоне автомобиля шумно и потому не до разговоров. Ей вовсе не хотелось тревожить Алистера. Его родственники — они ведь были его семьей, он любил их всех без разбору.

И почему у нее недостало мужества отказаться от этой поездки? Нужно было объяснить Алистеру спокойно и обстоятельно, что глупо тащиться к его родне, что ничего, кроме неприятностей, это не сулит, что она и его семья настолько разные люди, что у них ничего нет и не может быть общего. Что, если все они такие же, как Кларисса?.. Куда разумнее было бы оставить все так, как есть, убедить Алистера в том, что целесообразнее жить поврозь. Что же, в таком случае, двигало Джейн? Любопытство? Может быть. Желание угодить Алистеру? Нет, вряд ли. Потому как, отправляясь к его родне, она скорее всего доставит ему неприятности. После некоторых размышлений Джейн пришла к выводу, что виной всему — ее глупая гордость. Вот к чему приводят дурацкие мысли о том, что она ничуть не хуже остальных, а несогласные могут идти ко всем чертям… Если подобные рассуждения помогали в больнице, то теперь Джейн здорово рисковала. Неизвестно еще, каким образом его семья постарается воздействовать на их отношения. Увы, глупая гордость! Ладно, вернувшись в общежитие, Джейн непременно даст понять, где именно ей довелось побывать — пусть-ка вытянутся лица Дебютанток! О Боже, какая же все-таки она дура…

Позади остались изумрудные луга со стадами коров, дорога пошла в гору. Пейзаж совершенно переменился: слева и справа от дороги до самого горизонта тянулись унылые, бесплодные торфянистые земли, поросшие вереском. На фоне неба высились большие скалы. Все отдавало такой заброшенностью, таким запустением, что вполне могло сойти за иллюстрацию душевного состояния Джейн.

Наконец машина затормозила у массивных кованых ворот. В ответ на автомобильный сигнал из дома вышла пожилая женщина и распахнула тяжелые створки. Машина, дернувшись, въехала внутрь, Алистер приветственно махнул привратнице. Джейн повернула голову.

— Она закрывает ворота.

— Чего ты так беспокоишься? Это ведь не тюрьма. Захочешь — в любую минуту сможешь уйти отсюда. — Алистера несколько удивила странная реакция Джейн.

— Она старая, а створки ворот наверняка тяжелые.

— Не хотел бы, чтобы миссис Тревиник сейчас тебя услышала. Она уже лет сорок здесь работает, насколько я знаю. В любом случае, петли прекрасно смазаны, — словно в оправдание сказал Алистер.

— Но почему бы не открыть их раз и навсегда? Глупо как-то постоянно отпирать и запирать такие тяжелые ворота.

— Господи, да ведь эти ворота отпирались и запирались веками. И нельзя так вот сразу взять и поломать традицию, разве непонятно?! И потом, что тогда станется с этой вот самой женщиной? — Алистер чуть не угодил колесами в навозную жижу. — А кроме всего прочего, она отваживает любопытных, нечего совать свой нос куда не надо.

Джейн сейчас подумала о том, что дикий, скучный пейзаж, покрытые вереском земли, неизменно остававшиеся за окном автомобиля, ей, должно быть, пригрезились, ибо по сторонам раскинулся великолепнейший парк неземной красоты. Мягкий ветерок раскачивал кроны огромных деревьев, каждое из которых было наверняка посажено в соответствии с общим планом. Машина приближалась к стаду оленей; животные были до такой степени не пуганы, что при виде автомобиля лишь на минуту перестали щипать траву. Дорога уводила все дальше и дальше. Пейзаж теперь напоминал холсты художников XVIII века. Проехав через березовую рощицу, Алистер притормозил и указал в сторону долины впереди.

— Вот, дорогая моя, это и есть Респрин.

— Боже праведный… — только и сумела выдохнуть Джейн.

На заросшем деревьями обширном холме стоял дом. Он выглядел таким старинным и прекрасным, что создавалось впечатление, будто бы он вырос тут столь же естественно, как и все эти травы, деревья. Словно не человек, но сама природа воздвигла его. Отражая солнечный свет, сверкали десятки окон, каждая труба на крыше была искусно декорирована: казалось, это не просто дом, а целая деревня. Старые каменные стены были покрыты зеленью ползущих растений, и потому создавалось впечатление, будто кто-то специально завесил все углы дома. Перед самым домом раскинулся сад, огороженный невысокой каменной стеной. Пестревшие цветами клумбы, расположенные в прихотливом порядке по всей лужайке, соседствовали с хвойными деревьями, которые стояли навытяжку, словно солдаты на часах.

— Алистер, какая же тут красота! Я просто глазам своим не верю.

— Да, действительно приятно, — довольно улыбнувшись, согласился он.

— Что значит приятно?! — Она игриво толкнула его локтем. — Правильнее было бы сказать — фантастически! Невероятно! Господи… Неужели ты здесь жил?! — Алистер согласно кивнул. — Вот бы никогда не подумала, что среди такой красотищи можно просто жить.Только за право взглянутьна подобное платят по полкроны.

— Ну, до сбора денег за погляд мы еще как-то не додумались. — Он улыбнулся, нажал на газ, и машина медленно двинулась мимо ворот со сторожевой башенкой.

— В этой башне мы в детстве устраивали игры. Играли в театр, например.

— Но там же места, как в настоящем доме!

— Да, там много места. Хотя не сравнить с поместьем. — Они почти подъехали. Миновав еще одну башенку, машина оказалась во внутреннем дворике: там, на возвышении, Джейн разглядела огромные позолоченные часы с боем. Автомобиль остановился, и из конюшни, словно удивившись, выглянули лошади. Взяв Джейн за руку, Алистер повел ее через дубовые боковые двери, над которыми нависал каменный купол.

— Эй, есть тут кто живой? — крикнул он в небольшом, отделанном деревянными панелями холле. Голос Алистера эхом отозвался в коридорах, затем наступила тишина. Со стены, упрятанное в стеклянный футляр, на них взирало чучело барсука. Неожиданно Джейн увидела, что к ним направляется высокий, несколько угрюмого вида мужчина, одетый в безукоризненно чистые полосатые брюки.