— Ты не говорила, что ждешь от меня помощи в этом смысле.

   — А что ты думал? Да, Мэви Рид разрешает нам жить у нее бесплатно, но кормить нашу ораву она не обязана. А когда она вернется из Европы, ей может снова понадобиться ее дом — дома, точнее. И что тогда?

   Он слегка помрачнел.

   — Вот-вот, ты понял. Нас уже больше сотни, включая Красных Колпаков, которые разбили лагерь на земле Мэви, потому что под крышей уже не помещаются. Ты понимаешь, что у нас уже почти целый двор, но без королевской сокровищницы и без магии, которая могла бы нас одеть и прокормить? Без волшебного холма, который вместил бы всех и только рос бы, когда нас становится больше.

   — Но дикая магия создала для тебя новый участок волшебной страны, — напомнил он.

   — Да, и этим тут же воспользовался Таранис, похитив меня оттуда, так что эта земля для нас бесполезна мы никого не можем там поселить, потому что она не защищена от вторжения наших врагов.

   — У Риса теперь есть ситхен. И еще будут новые.

   — И мы опять же не знаем, насколько они уязвимы для нападения.

   — Это не обычный ситхен, Баринтус, это многоквартирный дом, — сказал Рис.

   — Многоквартирный дом?

   Рис кивнул.

   — Он волшебным образом появился посреди квартала, раздвинув два соседних дома, и выглядит как обычный слегка обветшалый дом. Но это безусловно ситхен, причем ситхен тех, старых времен. Там одна и та же дверь ведет в разные помещения. Это магия хаоса, Баринтус. Туда никого нельзя поселить, пока я не пойму, на что она способна и какие у нее планы.

   — Что, такая мощная? — спросил Баринтус.

   Рис кивнул.

   — Да, по ощущению.

   — Будут еще ситхены, — не сдавался Баринтус.

   — Возможно, но пока их нет, нам нужны деньги. Все, какие мы можем заработать. Мы — это значит, и ты тоже.

   — Когда вот он предложил мне работу телохранителя, ты не сказала, что я должен согласиться…

   — Не «вот он», а Джереми. Джереми Грей, и он уже несколько десятков лет живет среди людей и живет хорошо. Это умение для меня куда ценнее, чем твоя способность плескать в стены океанскими волнами. Что было ребячеством, кстати.

   — Тем людям не нужна была охрана. Они просто хотели, чтобы я стоял рядом с ними и все на меня глазели.

   — Нет, они хотели, чтобы ты стоял рядом с ними и своей красотой привлекал внимание к ним и их жизни.

   — Я не цирковой уродец, чтобы позировать перед камерами!

   — Да все забыли уже ту историю из пятидесятых, Баринтус, — сказал Рис.

   Один неумный журналист назвал, тогда Баринтуса «человек-рыба» — из-за гибкой перепонки между пальцами. Журналист погиб, катаясь на лодке. Очевидцы говорили, что ни с того ни с сего поднялась волна и перевернула лодку.

   Баринтус отвернулся, сунув руки в карманы.

   Дойл сказал:

   — Мы с Холодом оба, бывает, охраняем людей, которым никакая охрана не нужна. Позволяем собой восхищаться и получаем за это деньги.

   — Ты один раз согласился на такую работу, но потом велел тебя не приглашать, — сказал Баринтусу Холод. — Что там случилось?

   — Я сказал Мерри, что лучше буду настоящим телохранителем при ней, чем показным — при ком-то чужом.

   — Клиентка пыталась тебя соблазнить? — спросил Холод.

   Баринтус покачал головой; волосы при этом заволновались, как океан в бурную погоду.

   — Это слишком вежливое название для того, что она пыталась делать.

   — Она тебя трогала, — сказал Холод с таким выражением, что я невольно повернулась к нему.

   — С тобой такое тоже было?

   — Нас приглашают на вечеринки не только как телохранителей. Ты же знаешь, Мерри.

   — Я понимаю, что они хотят привлечь внимание прессы. Но никто из вас мне не говорил, что они еще и руки распускают.

   — Это мы должны тебя охранять, Мередит, — напомнил Дойл. — А не наоборот.

   — В этом причина, что вы с Холодом теперь в основном при мне?

   — Вот видите, — сказал Баринтус. — И вы от этой деятельности отказались.

   — Но мы помогаем Мередит в детективной работе. Мы не побежали прятаться на берегу океана.

   — Тебе сложнее еще и потому, что ты без напарника, — сказал Рис.

   — Я не понимаю смысла твоих слов.

   — Я работаю в паре с Галеном и мы друг друга прикрываем — в том числе от нежелательных прикосновений. Напарник нужен не только в бою, Баринтус.

   На лицо Баринтуса вернулась надменная маска, такая же, под которой прятался Холод, но я уже поняла, что Баринтус просто скрывает так свои мысли.

   — Ты так убежден, что никто из моих стражей не достоин составить тебе пару? — спросила я.

   Он молча на меня посмотрел, что само по себе, видимо, было ответом. Потом он глянул на Дойла.

   — Когда-то я был бы рад работать вместе с Мраком.

   — Но моим напарником стал Холод, — сказал тот.

   — Да, ты сам выбрал себе друзей.

   Я на миг задумалась, уж не был ли Баринтус влюблен в Дойла. То, что я даже не заподозрила его в таких чувствах к моему отцу, заставило меня теперь сомневаться во многом.

   — У меня претензий нет, — поспешил сказать Рис. — Мы с тобой никогда не ладили.

   — Не важно, — сказала я. — Все в прошлом. Если ты хочешь оставаться с нами, Баринтус, тебе нужно вносить свою долю. Для начала — объясни Джереми и этим добрым людям из полиции, почему эту палочку сделали не сидхе.

   Я посмотрела на него в упор — насколько это возможно с двухфутовой разницей в росте. Ну, на трехдюймовых каблуках разница была чуть поменьше, но шея все равно заболела. Трудновато пытаться подавить взглядом того, кто настолько тебя выше.

   Волосы поплыли в воздухе вокруг его лица, словно он стоял под водой — именно такое было впечатление, хотя я знала, что на ощупь они будут сухими. Новое проявление его растущей силы. Впрочем, я уже поняла, что волосы лишь отражают его эмоции.

   — Это отказ или согласие? — спросила я.

   — Я попробую объяснить, — сказал он наконец.

   — Прекрасно. Давайте уже закончим и вернемся домой.

   — Ты устала? — забеспокоился Холод.

   — Да.

   — Я дурак, — всполошился Баринтус. — Пусть по тебе еще не заметно, но ты беременна. Мне надо о тебе заботиться, а я вместо этого создаю тебе трудности.

   Я кивнула:

   — Примерно это я и подумала.

   Во главе своей свиты я направилась к Джереми и полицейским. Все снова собрались вокруг палочки; извиняться Баринтус не стал, но объяснить постарался.

   — Будь это на самом деле изделие сидхе, вспышек энергии не было бы. Если я правильно понимаю, что такое электрическое замыкание, то аналогия верная. Эти всполохи отмечают слабые места — как будто у изготовителя жезла не хватало умения и сил сделать чары однородными. Вспышки появляются, как правильно решил чародей Вилсон, в моменты, когда магия усиливается. Полагаю, именно такая вспышка причинила вред пострадавшему полицейскому.

   — Значит, если бы ее сделали вы или другой сидхе, то магические символы были бы равны по силе, и энергия изливалась бы равномерно? — заключил Вилсон.

   Баринтус кивнул.

   — Боюсь показаться невежливой, — сказала Кармайкл, — но разве сидхе не утратили часть своей магии?

   Настала неловкая пауза, как бывает, когда кто-то произносит вслух то, о чем все знают, но молчат.

   Наконец Рис сказал:

   — Это верно.

   — Прошу прощения, но если это верно, то почему создателем этого инструмента не мог быть сидхе, несколько утративший контроль над своей магией? Может быть, он оказался способен лишь на такой результат?

   Баринтус покачал головой:

   — Нет.

   — Ее предположение звучит разумно, — сказал Дойл.

   — Ты же видишь символы, Мрак, и знаешь их предназначение. Нам такая магия запретна, и запрету уже сотни лет.

   — Символы такие древние, что я не все узнала, — сказала я.

   — Этот жезл должен собирать магию, — объяснил Рис.