Вид у него был ожидаемый — великан, засунутый в рассчитанное на нормальный рост пространство. Но страдание у него на лице вызвано было не этим неудобством — он привык уже жить в мире, приспособленном для существ меньшего роста.

   — Почему вся эта история с Константином прошло мимо меня? — спросила я.

   Он хмыкнул:

   — Мы с тобой как-то обсуждали проблему моего затянувшегося поста. Ты сказала, что помочь не можешь, я тебя понял и согласился. Если бы я завел с тобой разговор о порнофильмах с участием призрака-в-цепях, ты могла бы неверно меня понять.

   — Ты думал, я приму это за заигрывание? — спросила я.

   Он кивнул, в задумчивости поглаживая губу у клыков, как иногда в задумчивости вертят зубочисткой.

   — Или за бахвальство, или даже за попытку соблазнить. За то время, что выходят фильмы с Константином, я получил столько авансов от смертных женщин, сколько за всю жизнь не получал.

   Он скрестил на груди громадные руки.

   Гален тоже повернулся назад с вопросом:

   — А в чем тогда проблема?

   — Ты же смотрел те фильмы. Ни одна смертная женщина такого не выдержит.

   — О, вот это уже бахвальство, — сказала Шаред, поворачиваясь к нему.

   — Нет, — ответил Утер, — это правда. Я видел, что могут сделать с человеческой женщиной мои сородичи. Это очень скверно, даже в сравнении с тем, что делает с женщиной ночной летун из племени слуа.

   Запоздало вспомнив о Шолто, он глянул в его сторону.

   — Я не хотел тебя обидеть, повелитель Шолто.

   — Ты никого не обидел.

   Шолто повернулся к Утеру, заодно погладив меня по бедру. Неужели он нервничает? И если да, то почему?

   Шолто продолжал:

   — Я тоже видел, что делает с женщиной летун царского рода. Это… — Он покачал головой, не найдя слов. — Именно поэтому я запретил им соблазнять кого-либо вне нашего царства.

   — Соблазнять, так ты это называешь? — Шаред глянула на него в упор. — Для этого есть другие слова, Повелитель Теней.

   Трехцветные золотисто-желтые глаза глянули так же холодно, как синие глаза Щаред, хоть это и труднее, когда тон у глаз теплый.

   — Я не в результате изнасилования появился, что бы там ни болтали при Неблагом дворе.

   Глаза Шаред чуть заметно прищурились — он попал в цель. Но вслух она сказала только:

   — Ты при своем зачатии не присутствовал. Откуда ты знаешь, что там было?

   — Я знаю своего отца; он не из тех, кто берет свое силой.

   — Это он так говорит.

   Пальцы Шолто заскользили вверх-вниз по моему обтянутому чулком бедру. Теперь мне было понятно, что это нервозность.

   — Говорил. Он умер до того, как мы прибыли в эту страну. Но поверь, летуны могут доставить такое удовольствие, которого ни с кем больше не испытаешь.

   Она скривилась в гримасе — в той, которую Шолто постоянно видел на лицах женщин-сидхе, когда не умел еще прятать свои щупальца. Старая рана саднила по-прежнему: он теперь был истинным сидхе, щупальца принимали по его желанию вид обычной татуировки, но он не забыл, как к нему относились, когда скрывать их он мог одним лишь гламором.

   Я приложила ладонь к его щеке — он вздрогнул, потом понял, что это я, и успокоился, принимая ласку.

   — Вряд ли даже среди Неблагих найдется много таких, кто пойдет с кем-нибудь из вас — с шипом и прочим, и сочтет это удовольствием, — сказала Шаред.

   — Отец Шолто был не из царских летунов, — сказала я. — Так что шип проблемой не был.

   Я закинула руку ему за шею, пальцами касаясь теплого затылка под хвостом волос.

   — Это он так говорит, — повторила Шаред, не отрывая взгляда от глаз Шолто.

   Гален осторожно спросил:

   — То есть любая женщина-сидхе, которая спит с летуном, законченная извращенка?

   Она сложила руки на груди и кивнула.

   — Спать со слуа — настоящее извращение.

   — Значит, я извращенка, — сказала я.

   Она ошеломленно глянула на меня.

   — Нет, конечно же нет. Он ведь уже не Извращенная Тварь королевы. С его новой магией он такой же сидхе, как мы.

   Я невольно рассмеялась:

   — Неужели вы все думаете, что он приходит ко мне в постель только как сидхе, не используя доставшееся от летунов наследство?

   Шаред даже не пыталась скрыть изумление:

   — Конечно.

   Я прижалась к Шолто, насколько позволяли ремни и поза вполоборота.

   — Да он с помощью щупалец делает такое, на что понадобилось бы четыре обыкновенных мужика, да и тогда им бы руки-ноги мешали.

   У Шаред вид был такой, будто ее сейчас стошнит.

   Шолто обнял меня, прижимая крепче, уткнулся лицом мне в волосы. Я и не глядя знала, что на лице у него довольная улыбка.

   Гален положил руку на плечо Шолто. Я почувствовала, как Шолто встрепенулся, но взял себя в руки, хотя я знала, что он удивлен. Гален никогда не спал с нами двоими, да и вообще мы с Шолто всегда бывали только вдвоем. Он ни с кем из моих мужчин не был настолько накоротке, чтобы не чувствовать неловкости.

   — Шолто нас всех спас, переправив в Лос-Анджелес до того, как Кел мог добраться до Мерри, — сказал Гален. — Никто из нынешних сидхе, кроме Царя Слуа, не сумел бы переправить с помощью магии столько народу одновременно. И Мерри он помог отомстить за гибель ее бабушки.

   — Да он же сам ее и убил. — Это Катбодуа не выдержала и вступила в разговор.

   — Вас там не было, — ответил Рис. — Вы не видели, как чары превратили Хетти в орудие убийства, направленное на ее собственную внучку. Если бы Шолто ее не убил, Мерри могло бы уже не быть или я был бы вынужден убить старого друга. Он уберег меня от такого выбора, а Мерри спас от смерти. Не говорите о том, чего не знаете.

   Я никогда еще не видела Риса таким мрачным. Он частенько заезжал в гостиницу моей бабушки, а в те три года, когда я скрывалась даже от нее, утешал ее и поддерживал.

   — Если ты говоришь правду, я тебе верю, — сказала Катбодуа.

   — Могу поклясться.

   — Клятва не обязательна. — Она посмотрела на нас на заднем сиденье. — Я приношу извинения, царь Шолто, но наверное, мне и Шаред следует объяснить тебе, почему мы питаем такую ненависть к ночным летунам.

   — Я знаю, что принц Кел свел своего рода дружбу с одним из наших изгнанников, ночным летуном царской крови.

   При этих словах он зарылся лицом мне в волосы, словно перед глазами у него стояло нечто ужасное.

   — Ты знал, что принц его использовал, чтобы нас мучить? — в бешенстве воскликнула Шаред; от гнева ее магия полыхнула вспышкой жара.

   — Я убил его, когда узнал, — сказал Шолто.

   — Что ты сказал? — ахнула Шаред.

   — Я сказал, что убил ночного летуна, который помогал принцу вас мучить, как только об этом узнал. Вы не задумывались, почему это прекратилось?

   — Принц сказал, что оказывает нам милость, — проронила Катбодуа.

   — Кел остановился потому, что я убил его товарища по играм, и смерть его сделал очень наглядной — чтобы никто больше не соблазнился занять его место в воплощении фантазий Кела. Перед смертью он сказал мне, что принц велел выковать для себя металлический шип, чтобы они могли терзать и насиловать вместе.

   По телу Шолто пробежала едва заметная дрожь, словно он заново переживал этот ужас.

   — Значит, мы у тебя в долгу, царь Шолто, — сказала Катбодуа.

   Шаред всхлипнула. Я повернулась в объятиях Шолто и разглядела слезы у нее на лице.

   — Спасибо Богине, что Догмела не поехала с нами и не услышала, отчего в принце вдруг проснулась доброта. Это не он смягчился, это вмешался настоящий правитель.

   Слезы никак не повлияли на ее голос — если не видеть ее лица, никто и не подумал бы, что она плачет.

   — Только этой мнимой милостью, обещанием никогда больше не отдавать ее летуну, он заставил Догмелу участвовать в воплощении тех фантазий, где требовалось ее согласие, — сообщила Катбодуа.

   — Не рассказывай! — сказала Шаред. — Мы поклялись не рассказывать никому. Хватит того, что мы это перенесли.