Просто наваждение какое-то. Он не мог насытиться ею, хотя знал, что через несколько дней они расстанутся навсегда. Вероятно, его одержимость объясняется ограничениями во времени. Он стремится сполна насладиться ею в отведенные сроки, только и всего.
Настораживало одно – он занимался с ней любовью чаще и больше, чем с любой другой женщиной. Впрочем, хватит размышлять о пустяках. Чаще, больше… Какая разница? Уж он-то знает, что женщины только на то и годятся, чтобы спать с ними.
Виктория повернулась к нему, и от ее улыбки его сердце забилось сильнее.
– Мы наверняка пропустили несколько чудесных рождественских гимнов.
– Поспешим в гостиную, чтобы послушать остальные? – осведомился Энтони.
– Нет. – Она обняла его и положила голову ему на плечо. – Я рассчитывала остаться в спальне до утра.
– Я тоже. – Он крепко прижал ее к себе.
С нежностью погладив его руку, она попросила:
– Расскажи о своем отце.
– Что? – удивился Энтони. Почему ее интересует этот мерзавец?
– Ты упоминал о нем, когда говорил о матери. Но мне хотелось бы знать, какой он человек.
Энтони поднял глаза к потолку:
– Мне было трудно жить с ним, Виктория. Он предъявлял ко мне слишком высокие требования. При первой возможности я предпочел оставить его дом и поселиться отдельно.
– В чем заключались высокие требования? – спросила она, приподнимаясь, чтобы лучше видеть его лица.
– Я должен был соответствовать его стандартам. В частности, не общаться с проститутками, не иметь любовницы, обзавестись добропорядочной женой из достойного семейства и обеспечить продолжение рода. Все бы ничего, но он сам исправно посещал проституток и любовниц, будучи женатым. Моя мать была именно добропорядочной женщиной из достойного семейства, однако это не помешало отцу изменять ей направо и налево.
– Из-за этого она ушла?
– Да. Обнаружив, что некая актриса родила от него ребенка, мать потребовала объяснений. Он без малейшего раскаяния признал этот факт и заявил, что исполнил свой долг, подарив ей сына и дочь, а теперь не намерен ограничивать себя в удовлетворении естественных потребностей определенного свойства. Виктория погладила Энтони по щеке:
– Она отказывалась исполнять супружеские обязанности?
– Нет. Но он каждый год отправлялся на лондонские сезоны, а ее оставлял в чеширском поместье.
– Не понимаю. – Виктория провела пальцем по его губам. – Она же была графиней. Почему он не брал ее на сезоны в Лондон?
– Он стеснялся появляться с ней в обществе, – помолчав, признался Энтони. – Она родом из Уэльса. Их брак вполне устраивал оба семейства. Но отец никогда не любил ее.
– А она его любила?
– Очень. – Энтони закрыл глаза, чтобы не дать Виктории увидеть его боль. – Для матери оставить его, и собственных детей было смерти подобно. Но ей хотелось отомстить. Она полагала, что он немедленно примчится за ней и станет молить о прощении, повторяя, как любит ее. Но он этого не сделал.
Энтони открыл глаза и увидел, как Виктория смахивает с ресниц слезы.
Он привлек ее к себе и крепко поцеловал.
– Кажется, я никогда в жизни не слышала более печальной истории.
– Слушай дальше. Когда мать ушла, отец все же нашел ее, но только для того, чтобы сообщить ей, что отныне она не смеет переступать порог его дома. Заодно он лишил ее всяких средств к существованию.
– Как ей удалось выжить?
Он отвел глаза, зная, что на этот вопрос подробно отвечать не станет.
– Она нашла работу. А потом я совершенно случайно встретил ее в тот вечер, когда мы с тобой пересеклись у церкви Святого Георгия.
– Да, это ты уже говорил. А как сложилась жизнь другого ребенка?
– Моей сестры Дженны?
– Нет. Ты сказал, что одна из любовниц твоего отца была актрисой и у нее родился… – Она внезапно умолкла.
– В чем дело?
Огоньки свечей отражались в ее синих глазах. Она пристально смотрела на него, обводя пальцем контуры его рта.
– Не могу понять, как же я раньше не заметила этого?
– Чего не заметила?
– Сходства. Такие красивые губы, как у тебя, я видела только у одного человека.
Энтони не сильно обеспокоили ее слова. Она ни за что не догадается. Софи гораздо больше похоже на отца, чем он.
– Это Софи, правда?
– Конечно, нет! – воскликнул Энтони. Как, черт возьми, она узнала об этом?
– У вас совершенно одинаковая форма рта. Чем больше я обо всем этом думаю, тем больше убеждаюсь в своей правоте. Так вот откуда ты знаешь Софи! – Виктория откинулась на подушку и рассмеялась. Ее отец – граф, а мать была актрисой.
Энтони угрожающе навис над ней:
– Ты ни одной живой душе не скажешь о своем открытии. Даже самой Софи!
– Сомертон, я не так глупа. Мне известно, что ваш отец дает ей деньги, чтобы она хранила в секрете свое происхождение.
Он мягко поцеловал ее:
– Я вовсе не считаю тебя глупой, Виктория.
– Хорошо, – кивнула она, а потом поцеловала его в ответ.
Он прижался к ней так, чтобы она почувствовала его нарастающее возбуждение.
– Мы закончили обсуждать мою сестру? Виктория придвинулась теснее к его бедрам.
– Полагаю, что да.
Глава 20
Виктория терпеливо ждала, когда горничная закончит делать ей прическу. Энтони сидел в кресле, что-то сосредоточенно обдумывая. Как только служанка управилась с делами и вышла из комнаты, Виктория задала вопрос, над которым мучилась уже битый час:
– Как мне вести себя с Харди сегодня утром? Энтони сложил ладони домиком и неторопливо произнес:
– Полагаю, нам надо заманить его в ловушку.
– Что ты имеешь в виду?
– Будем исходить из того, что Харди воспылал к тебе страстью и даже намеревается увезти.
– Ну, так как же мне вести себя с ним? Сомертон встал и подошел к ней.
– Ты притворишься обиженным котенком, а я стану изображать тирана-собственника, контролирующего каждый твой шаг. Пусть Харди потеряет всякую надежду на то, что ты сможешь уехать с ним.
– И к чему это приведет?
– Если, вопреки ожиданиям, мне все же понадобится, чтобы ты обшарила его карманы, ты побежишь к нему. Он преисполнится к тебе сочувствием и потеряет бдительность.
– Ты чрезвычайно коварный человек, – сказала Виктория, проводя пальцем по его щеке.
Энтони поймал ее палец губами и поцеловал, медленно втягивая в рот.
У нее перехватило дыхание.
– Не коварный, – наконец произнес Энтони и, поцеловав ее ладонь, уточнил: – Просто предусмотрительный.
Подивившись про себя тонкой грани, разделяющей коварство и предусмотрительность, Виктория высвободилась из объятий Сомертона и придирчиво осмотрела свое отражение в большом зеркале.
– Думаю, нам лучше спуститься к завтраку порознь.
– Согласен. – В его голосе прозвучало явное недовольство.
– Что-то не так?
– Нет, но ни при каких обстоятельствах не оставайся с ним наедине. – Энтони развернул ее лицом к себе: – Ты поняла?
Он прямо-таки прожег Викторию взглядом, но ей страшно понравилась эта вспышка ревности.
– Поняла.
Она в одиночестве покинула спальню и, пройдя по коридору, на мгновение остановилась, чтобы собраться с духом.
А потом, преисполнившись решимости, устремилась вниз по ступеням и дальше – в комнату для завтрака. Здесь все было несколько по-иному, чем в торжественном обеденном зале. Маленькие круглые столики располагали к приватным неторопливым беседам за чаем или кофе. По указанию леди Фарли каминную полку украсили венками из остролиста, а каждый столик – сосновой веткой, из-за чего в помещении чудесно пахло свежей хвоей.
Харди завтракал с лордом Брентвудом, и, увидев Викторию, плотоядно уставился на нее маленькими карими глазками и приветственно кивнул. Разумеется, в предлагаемых обстоятельствах она не могла сесть рядом с ним, и потому со спокойной душой направилась к столику, за которым в данный момент пил чай Энкрофт.
– Доброе утро, миссис Смит, – поздоровался он, когда Виктория расположилась напротив.