Мать жива.

Спустя почти восемь лет он узнал, что она жива.

Как?! Как она могла скрываться все эти годы? Даже если ее не интересовала судьба мужа, неужели она не беспокоилась о собственных детях? Она жива. Прошедшие восемь лет были просто фарсом, а он сам – глупцом, который верил всему, что, говорил отец.

Проститутка. Обыкновенная шлюха.

Мать оказалась не лучше любой уличной девки. Но хуже всего то, что отец с самого начала все знал. И лгал ему… Как и дочери. Дженна даже не помнит мать. Сестре было только два года, когда эта потаскуха исчезла за два дня до Рождества. Если когда-нибудь все это выплывет наружу и станет известно, что их мать жива и занимается проституцией, жизнь сестры будет разрушена.

Дженна никогда не должна узнать правду.

Под холодным декабрьским дождем бриджи совсем промокли. Энтони сел поудобнее – так, чтобы церковная арка прикрывала его целиком, и снова приложился к украденному бренди, пытаясь унять дрожь и согреться. Идти домой в таком состоянии нельзя. Он пьян и взбешен до крайности. Сначала нужно прийти в себя и решить, что он скажет своему лживому отцу, когда встретится с ним один на один.

Никогда в жизни он не чувствовал себя таким одиноким и потерянным. Даже тогда, когда умерла его мать.

Он тряхнул головой.

Нет, она не умерла. Она бросила их. И пошла, продавать себя каждому, кто ее захочет.

Энтони опустил голову и уткнулся лицом в колени.

Как она могла бросить своих детей? Бросить его?

Дождь постепенно превращался в настоящий ливень, а Энтони сидел и пил бренди. Туман в его голове сгущался, он уже ни о чем не думал, только вяло наблюдал за проезжающими по мостовой экипажами. Вдруг что-то или, скорее, кто-то споткнулся о его ноги, пробираясь под арку, чтобы укрыться от дождя.

– Черт возьми! – проворчал Энтони. – Вы чуть не разлили бренди.

Поморгав, он попытался сосредоточиться и разглядел маленькую фигурку, съежившуюся в противоположном углу. Он почувствовал свежий аромат апельсина. Это она. Его «цветок апельсина». Единственная девушка, которую он действительно хотел этим вечером.

– Похоже, здесь мало что осталось, – заметила она, поднимая бутылку.

– Угощайтесь.

– Пожалуй, я так и сделаю. – Она поднесла бутылку к губам и сделала небольшой глоток.

Пока она пила, запрокинув голову, Энтони как завороженный смотрел на ее изящную шею.

– Кто вы?

– Никто, – сказала она, возвращая ему бутылку. – Спасибо.

– Почему вы здесь? Она тихо засмеялась:

– По той же причине, что и вы. Спасаюсь от дождя. Она вся дрожала и постукивала зубами от холода. Он пододвинул бутылку к ней поближе:

– Пейте.

Она охотно откликнулась на предложение:

– Еще раз спасибо. Это поможет мне согреться. – И, предварительно отхлебнув немножко бренди, спросила: – Как вас зовут?

– Тони, – произнес он, на секунду замешкавшись. Так называла его только Дженна. – Почему вы сегодня торгуете так поздно?

– Я хотела продать все апельсины. Сегодня неудачный день.

– Да. Определенно неудачный, – согласился Энтони, заглянув в корзину с нераспроданными фруктами. Время перед Рождеством никогда не бывает удачным. В эти дни вечно происходят неприятности. Во всяком случае, с ним они регулярно происходили именно перед Рождеством.

– Вы, наверное, слишком много проиграли сегодня?

– Откуда вы знаете, что я играл? – поинтересовался он. Она пожала плечами:

– Разве не этим заняты молодые щеголи? Либо играют, либо распутничают.

Энтони подумал, что, возможно, она не так уж невинна, как кажется.

– На самом деле сегодня я выиграл очень приличную сумму, – заявил он, и в его голосе прозвучала гордость. – А что вы делаете со своими деньгами?

– Вы имеете в виду те гроши, которые я выручаю от продажи апельсинов? – Она поджала губы. – Я просто пытаюсь выжить.

Он подвинулся и задел ее плечом. В кармане его пальто раздался звон монет.

– А что, если я куплю у вас все оставшиеся апельсины?

– Я не принимаю подаяния. Мне нужны деньги, но я привыкла их зарабатывать.

– Хм, щепетильная женщина. – Он осторожно придвинулся к ней поближе. – Мне это нравится.

– Я лучше пойду домой, – прошептала она.

– Не уходите.

Он повернулся к ней. Их разделяло всего несколько дюймов. Желание сократить это расстояние и коснуться губами ее губ стало почти непреодолимым. Интересно, такая ли она сладкая, как ее апельсины?

– Глотните еще. – Он отстранился и протянул ей бутылку.

– Мне нужно идти. – Она устало поднялась на ноги и взяла корзину. – Я…

Энтони поспешно вскочил.

– Я хочу поцеловать вас, – прошептал он, поймав ее в ловушку между своим телом и каменной стеной церкви.

– Нет, – еле слышно возразила она.

– Мне нужна женщина, не похожая на ту, – пробормотал он.

Притянув ее к себе, Энтони скользил языком по ее губам, пока они не открылись ему навстречу.

Охваченный страстным желанием, он думал только об одном. Он должен обладать ею. Он так нуждался в ее нежности и теплоте! Накрывая рукой ее грудь, он услышал прерывистый вздох.

– Нет! – тихо вскрикнула она. – Нельзя же так…

Но Энтони зашел слишком далеко и уже не прислушивался к тому, что она пыталась сказать.

Лондон, 1817 год

Энтони с грохотом захлопнул за собой дверь и, не глядя, швырнул шляпу в дальний угол комнаты. С чего это он так разволновался сегодня? Разве за последние восемь лет ему не пришлось несколько раз побывать в подобных ситуациях?

Он подошел к камину и протянул руки к огню, чтобы согреться. Вот уж чего точно не хватало сегодня в проклятом бальном зале, так это тепла. Во всех смыслах.

И все же к нему еще никогда не обращались с прямым требованием незамедлительно покинуть светский раут.

До сегодняшнего вечера.

Взяв небольшой графин, он налил себе виски, выпил все до последней капли и, снова наполнив бокал, направился к креслу. Сделав глоток, он услышал, как дверь в комнату отворилась, и усомнился в правильности своего выбора: стоило ли приходить именно сюда в поисках убежища от житейских бурь?

– Вряд ли это поможет тебе справиться с неприятностями, – раздался женский голос позади него.

Подойдя ближе, леди Уайтли слегка взъерошила волосы Энтони и опустилась в кресло напротив.

Он приветственно поднял бокал и допил все, что там оставалось.

– Чрезвычайно действенное средство.

– Просто поверить не могу, что лорд Истли устроил сцену, во всеуслышание, требуя от тебя покинуть бал, – сказала она.

Он нахмурился:

– Ну, если даже ты уже знаешь об этом, можно быть уверенным, что в свете не осталось никого, кто не был бы в курсе дела.

Мать негромко рассмеялась:

– Ты сильно преувеличиваешь. Сейчас большинство представителей высшего общества уютно устроились в своих родовых поместьях далеко от Лондона.

– Не все, – пробормотал он, думая о своих друзьях молодоженах. В конце концов, он, вероятно, получил по заслугам. Десять лет назад он наплевал на условности и перестал вести жизнь достойного молодого джентльмена.

– Ты можешь легко устранить эту проблему, – сказала мать, пристально глядя на него.

– Ты полагаешь? Как я могу восстановить свою репутацию при нынешнем положении вещей? Моя умершая мать жива и содержит самый знаменитый в Лондоне бордель, мой отец по-прежнему утверждает, что она умерла, а я сам, по всеобщему убеждению, убил двадцать с лишним человек и всегда готов совращать невинных дев в их собственных постелях.

– Обо мне знаешь только ты. И твой отец. Кроме того, – продолжила она, усмехнувшись, – по-моему, невинная дева была всего одна. И отнюдь не в постели.

– Вот именно. И, по моим подсчетам, я убил всего пятерых, причем каждый из них перед этим пытался прикончить меня самого.

Леди Уайтли откинулась на спинку голубого бархатного кресла и вздохнула. В своем элегантном шелковом платье она вовсе не походила на проститутку. Через десять лет после их встречи Энтони пребывал в полном неведении относительно того, удалось ли какому-нибудь мужчине хоть раз преодолеть порог ее спальни. Впрочем, это ничего не меняло. Она владела публичным домом и получала доход с каждой из девиц.