Летани - величайшая из них.

- Можете ли вы дать мне пример чего-то еще, кроме Летаниi? - Спросил я.

- И пожалуйста, не говорите «голубое» или я могу стать совершенно сумасшедшим прямо здесь, на этой скамье.

Она ненадолго задумалась.

Любовь одна из таких вещей. Ты знаешь что она есть, но не поддается осторожным объяснениям.

- Любовь - это тонкая концепция, - согласился я.

- Она неуловима, как справедливость, но ее можно определить.

Ее глаза сверкнули.

- Сделай это, мой умный ученик.

Расскажи мне о любви.

Я задумался ненадолго, затем надолго.

Вашет засмеялась.

- Ты видишь, как легко будет для меня найти дыру в любом определении, которое ты дашь.

- Любовь есть желание сделать что-нибудь для кого-то, - сказал я.

- Даже в ущерб самому себе.

- В таком случае, - сказала она.

- Чем любовь отличается от долга или преданности?

- Она кроме этого сочетается с физической привлекательностью, - сказал я.

- Даже материнская любовь? - спросила Вашет.

- В сочетании с крайней нежностью тогда, - поправился я.

- И что именно ты подразумеваешь под "нежностью"? - спросила она со сводящим с ума спокойствием.

- Это... - Я замолчал, мучая мой мозг размышлениями, как я могу объяснить любовь не прибегая к другим, не менее абстрактным терминам.

- Это природа любви. - сказала Вашет.

- Попытка объяснить это может довести женщину до безумия.

Она есть то, что заставляет поэтов описывать ее бесконечно.

Если бы можно было собрать вместе все их бумаги полностью, остальные могли бы отложить свои ручки.

Но это никогда не будет сделано.

Она подняла палец.

- Но только дурак может претендовать на то, что нет такого понятия, как любовь.

Когда ты видишь, как двое молодых смотрят друг на друга с увлажненными глазами, это и есть она.

Так толсто, что ты можешь намазывать это на хлеб и есть его.

Когда ты видишь мать с ребенком, ты видишь любовь.

Когда ты чувствуешь, что крутит в животе, ты знаешь, что это такое.

Даже если ты не можешь описать это словами.

Вашет сделала триумфальный жест.

- Также обстоит дело и с Летани.

Но так как она больше, то ее еще более сложно описать.

Это и есть цель вопросов.

Спрашивать о ней, все равно что спрашивать девушку о мальчике, который ей нравится.

Ее ответы могут быть без слов, но они показывают любовь или ее отсутствие в ее сердце.

- Как мои ответы показывают знание Летани, когда я действительно не знаю что это такое? - спросил я.

- Ты, очевидно, понимаешь Летани, - сказала она.

- Это коренится глубоко внутри тебя.

Очень глубоко, чтобы ты ее видел.

Иногда тоже самое и с любовью.

Вашет протянула руку и похлопала меня по лбу.

- Как этот "крутящийся лист".

Я слышала о подобных вещах, практикуемых другими путями.

Существует не атуранское слово для этого, которое я знаю.

Это как Кетан для твоего разума.

Движения, которые ты делаешь мыслями, чтобы тренировать их.

Она сделала пренебрежительный жест.

- В любом случае, это не обман.

Это способ выявления того, что скрыто в глубинах твоего разума.

Тот факт, что ты нашел его сам, весьма примечателен.

Я кивнул ей.

- Я кланяюсь вашей мудрости, Вашет.

- Ты кланяешься тому, что я бесспорно права.

Она хлопнула в ладоши.

- Теперь я больше готова учить тебя.

Однако, пока ты в рубцах и дрожишь, мы воздержимся от Кетан.

Покажи мне вместо этого знание адемского.

Я хочу услышать, как ты коверкаешь мой любимый язык своим грубым варварским языком.

***

Я узнал многое об адемском в течение ближайших нескольких часов.

Это было освежающе, иметь возможность задавать подробные вопросы и получать на них четкие, конкретные ответы.

После месяца танцев и рисования в грязи, учиться у Вашет было так легко, что казалось нечестным.

С другой стороны Вашет дала мне понять, что мой язык жестов был ошеломляюще незрелым.

Я мог объяснить мою точку зрения, но то, как я это делал, в лучшем случае было детским лепетом.

В худшем случае, это напоминало разглагольствования сумасшедшего маньяка.

- Прямо сейчас ты говоришь так.- Она встала на ноги, размахивая обеими руками над головой и указывая на себя большими пальцами.

- Я хочу хорошо драться. - Она широко и скучающе усмехнулась.

- С мечом! - Она стукнула в грудь обоими кулаками, а затем прыгнула в воздух, как взволнованный ребенок.

- Да ладно, - сказал я смущенно.

- Я не настолько плох.

- Ты близок к этому, - серьезно сказала Вашет и села на скамейку.

- Если бы ты был моим сыном, я бы не позволяла тебе выйти из дома.

Пока ты мой ученик, это терпимо только потому, что ты варвар.

Это как если бы Темпи принес домой собаку, которая может свистеть.

То, как ты фальшивишь, стоит совсем близко к сути.

Вашет сделала вид, как будто она встает на ноги.

- Тем не менее, если ты счастлив говорить как простак, просто говорить слова и мы сможем перейти к другим вещам...

Я успокоил ее, потому что я хотел учиться.

- Во-первых, ты говоришь слишком много, и ты говоришь слишком громко, - сказала она.

- Сердцем Адем является тишина и молчание.

Наш язык отражает это.

- Во-вторых, ты должен быть более осторожным в своих жестах, - сказала она.

- С их положением и сроками.

Они изменяют определенные слова и мысли.

Они не всегда подтверждают то, что ты говоришь, иногда они выполняются специально вразрез с твоим внешним смыслом.

Она сделала семь или восемь различных жестов в быстрой последовательности.

Все они говорили [развлечение], но каждый из них был несколько иной.

Ты также должен прийти к пониманию тонких оттенков смысла.

Разница между тонким и стройным, как имел обыкновение говорить мой король-поэт.

Сейчас у тебя есть только одна улыбка и это не может не заставить человека выглядеть по-дурацки.

Мы работали в течение нескольких часов, и Вашет делала ясным то, на что Темпи мог только намекнуть.

Атуранский был как широкий, мелкий бассейн, в нем было много слов, все очень конкретные и точные.

Адемский был, как глубокий колодец.

В нем было меньше слов, но каждое из них имело много значений.

Хорошо сказано, что предложение в атуранском похоже на прямую пунктирную линию.

Хорошо сказано, что предложения у Адем подобны паутине, каждая прядь которой была со своим значением, куском чего-то большего, более сложного.

***

Я пришел в столовую на ужин в значительно лучшем настроении, чем раньше.

Мои рубцы еще жалили, но мои пальцы сказали мне, что припухлость на щеке была значительно меньше.

Я по прежнему сидел в одиночестве, но не держал голову опущенной, как я делал прежде.

Вместо этого я наблюдал руки всех вокруг меня, пытаясь заметить тонкие оттенки различия между волнением и интересом, между отрицанием и отказом.

После ужина, Вашет принесла горшочек с мазью, которой она обильно смазала мою спину и плечи, затем более экономно мое лицо.

Она сначала покалывала, затем жгла, а затем осталось притупленным, онемелым теплом.

Только после того, как боль вдоль спины исчезла, я понял, каким напряженным было все мое тело.

- Итак, - заявила Вашет, закручивая пробку обратно в бутылку.

Ну как?

- Я могу поцеловать тебя, - сказала я с благодарностью.

- Должен, - сказала она.

Но твои губы распухли, и ты, несомненно, побеспокоишь их.

Вместо этого, покажи мне свой Кетан.

Я не растягивался, но не желая оправдываться, я вошел в Раскрытые Ладони и начал медленно двигаться через остальные.

Как я уже упоминал, Темпи обычно остановливал меня, когда я делал малейшую ошибку в Кетан.

Поэтому, когда я достиг двенадцатой позиции без перерыва, я чувствовал себя довольно самодовольным.