Теперь же специалист фирмы Кодак П.Милтон просит уже 4 метра 80 сантиметров, утверждая, что при меньшей длине исследования не дадут точных результатов, поскольку пленка очень долго хранилась в неблагоприятных условиях[339]. Но кто же отрежет пять драгоценных метров? Сколько-то кадров Сантилли уже отдал на изучение, готов отрезать для анализа гораздо больше, но от ракорда, а не от экспонированного куска, то есть куска с кадрами фильма. Можно понять и его позицию. Не кромсать же все? Зачем портить фильм, где каждый кадр на вес золота? Кого-то не устраивает просто «1947 год» или «примерно 1947 год», а хочется знать точно месяц изготовления? Так купите все, а тогда режьте, рвите и вообще делайте, что хотите. Хоть жгите.
— Я и так знаю, что пленка настоящая,— сказал Р.Сантилли. К этому вопросу возвращались неоднократно.
Мэнтл: — Почему вы не дали на исследование кусок пленки с кадрами, зафиксировавшими существо?
Сантилли: — Я дал достаточно пленки с различными кадрами, включая и кадры, показывающие помещение, где проводилось вскрытие. Дать кусок пленки с существом — это возможно только в крайнем случае, поскольку такой кусок очень ценен. Думаю, что в этом нет необходимости, поскольку речь идет о куске, относящемся к уже выданному материалу.
М.: — Почему не предоставляете четкую копию эпизода «В палатке» с тем, чтобы идентифицировать присутствующих там людей?
С.: — Думаем придержать этот кусок. После многочисленных нападок и критических выступлений мы решили оперировать только тем материалом, с которым чувствуем себя в безопасности[340].
***
Забавно, что многие специалисты в области киноматериалов, а сомневаться в этом нет вроде оснований[341], продолжают споры, не видя кинопленки. Так просто, заочно, по просмотренной телевизионной программе или по видеокассете берутся судить о том, что было, а чего не было. Зачастую между строк сквозит обида: «Меня не позвали».
Президент независимой международной кинокомпании (чего-то очень маленького, но с громким названием) С.Шерман не скрывает своей неприязни к Р.Сантилли (старые денежные разборки), к С.Спилбергу (слишком известен), к телевидению (вспомнили о его собственном фильме через 24 года, но все равно не показали) и дает следующее хитрое заключение о киноэпизоде вскрытия: 1. Фильм подлинный.
2. Фальшивка для коммерческой эксплуатации.
3. Подлинный фильм, подсунутый общественности через посредника, не вызывающего доверия. Операция проводится с целью оценки реакции публики с тем, чтобы в дальнейшем продолжить показ достоверного материала или заняться дезинформацией[342].
То есть выбирайте, что больше нравится. И все это — не видя самой кинопленки и не проведя никакого исследования! К сожалению, картина типичная. И это тоже свидетельствует о подлинности фильма: замечаний по существу нет, но у каждого масса своих личных проблем и желание промелькнуть в печати — вдруг ктонибудь обратит внимание?
Глава 11. Патологоанатомы и хирурги
Особый разговор об отношении к вскрытию патологоанатомов и хирургов. Думаю, что самый большой шок испытали именно они.
Все новое в картине мира, какой мы себе ее представляем, каждый на своем уровне, в соответствии со своими знаниями, мешает. Но кардинально новое мешает кардинально. Каждый ли в состоянии справиться с желанием закрыть глаза и подождать, пока «ужасное видение» исчезнет с экрана? Я знаю патологоанатомов, которых увиденное задело профессионально: сидя перед экраном телевизора и просматривая кадры еще и еще раз, они видели, ощущали и переживали каждый из имеющихся элементов вскрытия своими глазами и руками, и, натыкаясь на несоответствия тому, чего касались пальцами многие тысячи и тысячи раз, понимали, что перед ними тело существа, не имеющего отношения к материалу, с которым они привыкли иметь дело. Эти патологоанатомы сожалели, что имеющийся эпизод очень краток, что не они сами держали скальпель, задавали вопросы о проведенных исследованиях пленки, о реакции специалистов кино, работающих в Голливуде[343]... И теперь эти люди, хотят они того или нет, живут в новом мире, более широком, населенном Человеком земным разумным (в пределах известного ему) и Человеком неизвестным, внеземным, коль скоро никто из их земных коллег не оставил в специальной литературе никакого описания подобных аномальных характеристик.
Я знаю профессионалами, имея за плечами многие тысячи вскрытий, они абсолютизировали свой профепатологоанатомов, которых киноэпизод вскрытия задел профессионально: они видели, что концы с концами не сходятся, но, будучи ссиональный опыт, и все, не соответствующее тому, что вписывается в рамки известного, воспринимается ими за обман. В своих заключениях о просмотренном вскрытии эти специалисты обходят стороной все самое загадочное, не имеющее аналогов, и делают упор на том, что можно привязать, притянуть к известному. У этой категории профессионалов срабатывает заслонка, позволяющая отбросить тревожный факт, требующий пересмотра картины мира. «Я умный и спокойный,— звучит в их подсознании и просматривается в их заключениях,— я все знаю в своей специальности, Гомо сапиенса изучил вдоль и поперек, меня не проведешь». Таким сапиенсам легко живется в окружении Гомо.
(Один московский антрополог, специализирующийся, упрощенно говоря, на определении зависимости длины брюк и рукавов от анатомических особенностей отдельных рас, наговорил с умным видом столько ерунды, что, оставь он это в письменном виде, сейчас можно было бы и повеселиться всей страной.) Есть, наконец, патологоанатомы, которых киноэпизод вскрытия задевает профессионально: они все правильно понимают, но, будучи подлинными профессионалами и в построении своей научной карьеры, никогда не оставят заключения в письменном виде. Правда опасна, так как сегодня не соответствует общепринятой точке, а врать не хочется, потому что однажды все может принять неожиданный оборот... Поэтому «спасибо, было очень интересно, все напишу, до свидания». В смысле «прощайте».
Понять всю важность увиденного при вскрытии так, как это может только патологоанатом с незашоренным взглядом на мир, нам — непрофессионалам в этом деле — не по плечу. Не можем мы и сделать вид, что шибко умные и все знаем. Даже если довелось неоднократно присутствовать на вскрытиях. Так как же быть? У непрофессионала есть только один путь: оставаться достаточно умным, чтобы понимать свое незнание предмета, и достаточно любознательным, чтобы желать разобраться в сложившейся ситуации кратчайшим путем, заключающимся в ознакомлении с позицией специалистов, дающих честную экспертную оценку увиденного в кинодокументе только в рамках их компетенции и с учетом всех элементов, вызывающих недоумение.
Первым, к кому обратился Рэй Сантилли, был Кристофер Милрой, преподающий курс судебной медицины на кафедре патологоанатомии Шеффилдского университета[344].
Репутация специалиста не есть умение держать нос по ветру, и кинодокумент о вскрытии еще раз показал, что рядом с нами живут не только флюгеры, но и люди. «Когда мы смотрим на внутренние органы тела,— сказал известный в итальянской судебной медицине патологоанатом профессор Боллоне (кафедра патологоанатомии Туринского университета),— мы не находим ни одного органа, похожего каким-нибудь образом на какой-либо человеческий орган»[345].
По д.м.н. Л.Л.Колесникову и к.м.н. А.Г.Цыбулькину (Москва), «удаляемые из полости туловища органы не похожи на органы человека до такой степени, что ни одно извлекаемое образование не напоминает их»[346].