Частью экономики знания является производство искусства и развлечений, а Америка — крупнейший мировой экспортер массовой культуры. Эта культура включает в себя моду, музыку, телепрограммы, книги, кинофильмы и компьютерные игры.

Американцам всегда твердили, что их важнейшая миссия в мире — поддержка демократии, индивидуальной свободы, толерантности, защита прав человека и — уже в последнее время — прав женщин. Однако в последние три десятилетия, когда американские средства массовой информации вышли на ранее закрытые для них или просто не существовавшие иностранные рынки, содержание информации изменилось. Основным объектом воздействия стала молодежь.

Конечно, не всегда, но в значительной части героями стали сутенеры, гангстеры, наркобароны, торговцы наркотиками и наркоманы с пустыми глазами. Культивировалось откровенное насилие с бесконечными автомобильными погонями, чрезмерными спецэффектами и песнями, источающими сексистский яд. Воздействие всего этого усугубляется чрезмерной и агрессивной рекламой такой медиа-продукции. Голливуд, например, рисует фантастическую картину Америки, в которой господствует подростковый гедонизм, а авторитеты прошлого — полиция, учителя, политики, деловые лидеры — неизменно высмеиваются.

Из фильма в фильм, из передачи в передачу молодежи внушается то, что большая ее часть жаждет услышать: что взрослые — все поголовно дураки; что быть «тупым и еще тупее» — в порядке вещей; что «образование нам ни к чему»; что быть «плохим» на самом деле значит быть хорошим и что всевозможные разновидности секса должны продолжаться в режиме «нон-стоп».

В этом фантастическом мире женщины легкодоступны, но запросто могут перепрыгнуть через небоскреб (как Супермен), стрелять и убивать (как Джеймс Бонд) и практиковать боевые искусства (как Брюс Ли).

Чрезмерность во всем, говорят нам, хороша, а воздержанность дурна; Америка так богата, что даже секретарши, полицейские, офисные служащие и прочий простой трудовой люд живут в шикарных пентхаусах или особняках в Малибу. Подобные образы распаляют инстинкты подростков повсюду — от Тайбея до Тимбукту.

Однако немногим критикам американской поп-культуры известно, что, как ни парадоксально, производством наихудшего хлама такого рода занимаются не американские производители; он создается на европейские и японские деньги.

Не всегда люди отдают себе отчет и в том, что подобная продукция зачастую производится, скажем, европейским режиссером с австралийской звездой, китайским инструктором по боевым искусствам, мультипликатором из Японии и другими иностранными участниками.

А между тем эффективность воздействия этого мусора так велика, что другие страны опасаются за сохранность своих культур.

На протяжении веков название «Тимбукту» использовалось на Западе для обозначения самой дальней дали. Не так давно наш австралийский друг, известный путешественник и писатель Пол Раффаеле, посетил Тимбукту. Это заняло у него два дня пути на машине — на север от Бамако, столицы Мали в Западной Африке. Он выслал нам свое сообщение об этом по электронной почте.

«Мало что изменилось в Тимбукту за прошедшие века, — писал он. — Скотоводы-кочевники приводят на базары караваны ишаков, запеленатые до глаз в свои одежды туареги в тюрбанах шествуют в мечетьXIV века… Но вот моим глазам открывается что-то похожее на мираж.

Десятки подростков, черных, белых и желтых, одетых в стиле американских трущоб, заполняют улицы. На мальчишках—тренировочные штаны, кроссовки, длинные баскетбольные футболки с названиями команд, таких как „Лейкерс“… На девочках узкие джинсы, кроссовки и маечки».

Толпа направляется к городской ратуше, Пол присоединяется к ней. «У нас проводится конкурс рэпа, — объясняет ему один парнишка. — Молодежь в Тимбукту, — продолжает он, — открыла для себя рэп пару лет назад, и теперь это самая любимая наша музыка… Теперь в Тимбукту есть кабельное телевидение, и можно смотреть канал MTV». В ратуше сотни так же одетых детей — арабов, туарегов, фулани и сонхаи — орут и отбивают ритм ногами, а четверка молодых людей держит в руках микрофоны.

Правда, в течение последующих двух недель Пол почти ничего, кроме традиционного быта на улицах Тимбукту и в пустыне, не видел. «Может быть, в тот день, — писал нам в своем послании Пол, — когда подростки продемонстрировали свою приверженность современной музыке и моде, это было видение из будущего?»

Раффаеле повторяет то, что говорят миллионы родителей во всем мире, которые видят атаку на свою культуру. Они чувствуют, как Соединенные Штаты соблазняют их детей.

И тут напрашивается вопрос: а от чего, собственно, Америка отвлекает этих детей? Пол получил ответ на него.

«Я спросил у одного подростка, почему в толпе не видно девочек старше 16 лет. „А потому что в этом возрасте родители отдают их замуж, и они почти все время сидят дома“. Я спросил, участвуют ли девушки в выборе жениха. „Нет, конечно, — ответили мне. — Брак — слишком важная вещь, чтобы доверить его девушке или парню. Тут всегда решают наши родители“».

Таким образом, из отчета Пола следует, что приобщение к американскому образу жизни в Тимбукту имеет строгие пределы.

Покуда Голливуд проповедует свободу как безудержный гедонизм, параллельно ему Уолл-стрит утверждает, что лучший путь к процветанию — ничем не сдерживаемый бизнес и рыночные отношения.

Этой теме Вашингтон вторит своей мантрой о том, что свободная торговля и равные возможности игроков служат всеобщему благу. Все это завершается магической формулой: либерализация + глобализация = демократии.

В течение нескольких десятилетий Америка твердила миру и самой себе, что принцип «никаких стеснений свободе торговли» (особенно что касается приватизации и отказа от регуляции) является двигателем демократии, как будто какая-либо механистичная, пригодная на все случаи жизни формула может действовать повсеместно, преодолевая всевозможные различия в религии, культуре, независимо от уровня экономического и организационного развития.

Если Америка предлагает миру безграничное отсутствие каких-либо ограничений и если именно в этом состоит ее определение свободы, вряд ли может вызвать удивление тот факт, что взрослые люди, представители других культур, видят в этом не свободу, а хаос.

Безудержный гедонизм и свободный рынок, однако, не являются неотъемлемо присущими свойствами и неизбежными составляющими экономического развития Третьей волны.

Напротив, они отражают то обстоятельство, что процесс движения от индустриальной экономики и индустриального общества к наукоемкой экономике и соответствующему обществу носит беспрецедентный характер. Ни одно из предыдущих поколений такого перехода не пережило и уж тем более не завершило. Никакой универсальной модели не существует.

Следовательно, Америка, несмотря на все свое видимое высокомерие, весьма неуверенно чувствует себя в экспериментах с новыми идеями, социальными структурами и ценностями. Она легко может отказаться от принципа абсолютной вседозволенности, если обнаруживается, что данные модели не работают на практике.

Когда люди во всем мире жалуются на то, что США пытаются подавить и гомогенизировать их культуры, они не понимают, что давление в пользу гомогенизации исходит не из продвинутых секторов Третьей волны американской экономики и общества, а от остатков Второй волны.

Масс-медиа, рынок и методы массового распространения, заинтересованные в экспорте американской массовой культуры и ценностей, являются идеальным выражением реалий вчерашнего индустриального массового общества, а не завтрашней экономики, основанной на науке и демассификации.

Фактически само многообразие, сопутствующее прогрессу, основанному на науке, убеждает нас в том, что другие страны выберут совсем другие экономические, социальные и политические пути в будущее. Они не будут похожи на Америку. Не будет похожа на сегодняшнюю Америку и Америка завтрашняя.