Успокоившись, Мария поднялась к себе в номер и снова углубилась в работу. Но ее опять отвлек Хуан Карлос. Он сказал, что не хотел уезжать, еще раз не встретившись с ней. Разговор получился очень грустным. Мария, не давая себе сбиться на лирический тон, как это произошло в прошлый раз, сразу же напомнила Хуану Карлосу, что она любит другого. Ответ был неожиданным для Марии, потому что Хуан Карлос говорил не со злорадством, а, как ни странно, с сочувствием:
– Знаешь, Мария, мне кажется, что Карено не женится на тебе никогда. Извини, конечно, за прямоту. Может быть, я и ошибаюсь, но иногда мне бывает даже жаль тебя: если ты его и вправду любишь, то тебе опять не повезло. Говорю это не за тем, чтобы посеять между вами вражду. Я искренне желаю тебе счастья и потому прошу еще раз подумать, верный ли ты сделала выбор. Я не женился на тебе, потому что был молод и глуп. Но твой избранник уже далеко не мальчик. Да если бы ты и Хосе Игнасио хоть в малой степени были ко мне благосклонны, ничто бы не помешало мне уже давно на тебе жениться!
– Может, в твоих словах и есть какая-то доля истины, – не стала изображать из себя счастливицу Мария. – Сейчас вот мы опять в ссоре из-за этой поездки. Но все дело в том, что я люблю Виктора. Да, у него непростая и даже, мягко говоря, своеобразная любовь ко мне, но одно я знаю точно: Виктор меня никогда не предаст.
Хуан Карлос ушел, Хосе Игнасио еще не вернулся, сосредоточиться на работе тоже почему-то не удавалось, и Мария набрала номер Виктора.
К телефону подошла донья Мати и сказала, что сына нет дома.
– Так поздно? Что-нибудь случилось? – встревожилась Мария.
– Ах, дочка, даже и не знаю, как сказать. С тех пор, как ты уехала, Виктор стал странным…
– Донья Мати, будьте со мной откровенны, прошу вас!
– Мария, тебе надо возвращаться как можно скорее. Происходит немыслимое: мой сын гуляет одновременно с несколькими женщинами.
– Этого не может быть, донья Мати. Наверно, он пошутил, а вы приняли это за чистую монету.
– Если бы так! Но он приводит их в наш дом! Доктора Габриэлу и одну бразильскую манекенщицу. И обеим морочит головы.
– Это невероятно!
– А когда он узнал, что ты встретилась там с Хуаном Карлосом, то наговорил таких нелепостей! Совсем с ума сошел!
– Это была чистая случайность, поверьте мне.
– Я знаю, детка. Но как это объяснишь Виктору? Вернись, ради Бога, не то… потеряешь его навсегда.
– Нет, донья Мати, тут что-то не так! Виктор не может обмануть меня! Он просто не может этого сделать!
Остаток вечера Мария потратила на письмо к Виктору. Затем, не дождавшись Хосе Игнасио, погасила свет. Очнулась она от звука открываемой двери.
– Хосе Игнасио? Хуан Карлос?.. Ты?.. Но что тебе здесь надо?
– Я не могу уснуть. Не могу уехать, не повидавшись с тобой еще раз. Я все говорил не то, не так, не сумел сказать чего-то главного.
– Не кажется ли тебе, что сейчас для этого не самое подходящее время?
– Я бы сказал, совсем наоборот, – Хуан Карлос приблизился к Марии настолько, что последнюю фразу буквально прошептал ей на ухо.
– Хуан Карлос, оставь меня!
– Мария, Мария, перестань вести себя, как чужая. Ведь ты видишь, что мы по-прежнему очень глубоко чувствуем друг друга. Мы любим друг друга!
– Любим?
– Позволь мне доказать, что ты все еще любишь меня.
– Нет, нет! Отпусти, Хуан Карлос! Отпусти!
– Ты не переставала любить меня, я знаю! – говорил Хуан Карлос в паузах между поцелуями, когда Марии удавалось увернуться.
– Все! Хватит! Отпусти! – Мария резким усилием вырвалась из объятий Хуана Карлоса.
– Ты ошибаешься, Хуан Карлос: с Виктором я узнала настоящую любовь! А теперь уходи. Уходи, пока не пришел Хосе Игнасио.
Благодаря стараниям Ивон Хосе Игнасио уже довольно много выпил, а его подружка не унималась и снова заказывала спиртное.
– Нет, больше не могу, – все плыло перед глазами Хосе Игнасио, – пойдем отсюда.
– Так скоро? Мы ведь еще не потанцевали.
– Мне не хочется танцевать. И вообще, я не могу даже двигаться.
– Под эту музыку не надо будет много двигаться. Ну, давай! Станцуем один танец и пойдем.
Музыка и вправду была медленной, томной, сладковато-тягучей. Веки Хосе Игнасио непроизвольно сомкнулись, и он отчетливо увидел Лауру.
– Я так люблю тебя, Лаура, – произнес он то ли мысленно, то ли наяву, но Лаура ответила ему:
– А я тебя люблю еще больше!..
– Лаура, любимая, не уходи, говорил он уже у себя в номере и в ответ слышал:
– Нет, я не уйду. Обними меня.
– Правда, ты больше не уйдешь, не оставишь меня одного?
– Я буду с тобой все время, сколько ты захочешь. Утром Хосе Игнасио обнаружил рядом с собой в постели…
Ивон.
– Что ты здесь делаешь? Что случилось?
– Я люблю тебя, Хосе Игнасио, и хочу быть рядом с тобой всегда.
– Разве ты не понимаешь, что я все еще люблю Лауру?! Боже мой, Лаура, что я сделал?!
Мария столкнулась с Ивон у входа в комнату сына.
– Хосе Игнасио плохо себя чувствовал и попросил остаться с ним, – попыталась оправдаться Ивон.
Мария ответила, что нисколько не сомневалась в планах Ивон, но все же не ожидала от нее такой наглости.
Хосе Игнасио сам рассказал матери, что с ним произошло, и был удивлен, не услышав в ответ никаких укоров.
– Мама, ты не ругаешь меня? Ведь я предал Лауру.
– Сынок, придет день, когда ты полюбишь другую девушку. Но ты, наверно, и сам понимаешь, что должен избегать поступков, подобных вчерашнему.
– Да, я ненавижу себя.
– Мне думается, что Лаура – оттуда, где она теперь, – очень страдает, глядя, как ты разрушаешь свою жизнь. Отказываешься принять действительность, позволяешь девушкам вроде Ивон манипулировать твоими чувствами.
– Что же мне делать?
– Постарайся преодолеть свое горе, а не прятаться за ним.
– Ты самая лучшая мать на свете!..
Виктора опять, к ужасу доньи Мати, посетила Сулейма. И на сей раз – тоже без приглашения маэстро.
– Извини Сулейма, я все еще не написал рекомендательных писем.
– Вообще-то они мне уже и не нужны: меня приняли на фабрику Марии Лопес. Я только что оттуда.
– Хорошая новость. Да ты садись.
– Я специально пришла, чтобы сообщить тебе об этом.
– Очень любезно с твоей стороны.
– Виктор, что скажешь, если мы отпразднуем это событие вместе?
– Что ж, ладно. Это неплохая идея.
– Тогда пойдем со мной. Я тебя приглашаю.
– А я заплачу.
Кончился этот праздник плачевно. Накануне Рита зашла в офис к Роману, который как раз и принимал на работу Сулейму. Девица Рите не понравилась сразу, о чем она и сказала мужу. Роман же списал это на дурное настроение Риты, в котором та находилась последнее время. Чтобы поразвлечь ее, Роман предложил зайти в ресторан, где Рита и увидела опять Сулейму, но уже в компании маэстро. Не долго думая, Рита заявила Виктору, что он – жалкий предатель, а Сулейме недвусмысленно намекнула на ее весьма сомнительное поведение. Когда же Роман стал оттаскивать жену от стола Виктора, Рита не то случайно, не то в гневе опрокинула на Сулейму тарелку с соусом. Обед для обеих пар был безнадежно испорчен, но менее всего из-за этого расстроилась Сулейма, так как во время ссоры она узнала, что интересующий ее мужчина – свободен! Он сам несколько раз повторил, что уже не помолвлен с Марией Лопес.
Рита грозилась немедленно обо всем известить Марию, но, поостыв, согласилась, что будет лучше, если сначала Роман поговорит с маэстро спокойно и без свидетелей.
Романа с некоторых пор все больше тревожили вспыльчивость и несдержанность Риты. Для тех, кто знал ее давно, могло показаться, что Рита попросту шутит – в своей обычной, подчеркнуто прямолинейной манере. Но Роман-то видел, как шутки, реплики и замечания Риты день ото дня становились все ядовитее. «Бедная, она так хотела ребенка, – думал Роман, – а теперь сама не замечает, как ожесточается». Он решил уделять жене больше внимания, почаще выводить ее куда-нибудь из дома, но Рита, как правило, ссылалась на усталость и головную боль. «Я все время забываю, что она больна, – ругал себя Роман. – Ведь фактически она переживает сейчас все неприятности климактерического состояния». Но однажды он застал Риту за разговором с Альберто – давней любовью – и понял, что его супруга может быть и веселой, и доброжелательной. Словом, нечаянно он увидел перед собой ту прежнюю Риту, которую когда-то полюбил. Какое-то время он был мрачен и молчалив, потом признался Рейнальдо, что Рита, видимо, потеряла всякий интерес и к супружеству, и к нему, Роману. Когда же и откровенный разговор с другом не принес облегчения, Роман – задним числом устроил Рите сцену ревности.