Саймон осторожно растолкал задремавшую жену:

— Джули, мы уже приехали.

— Да? – она сонно моргала и щурилась на свет фонарей. – Ну вот, не мог раньше разбудить, – сварливо сказала она, начиная прихорашиваться. – Не идти же мне к профессору растрепанной.

— Вы великолепно выглядите, – галантно заметил Евгений, открывая дверцу и помогая ей выбраться из машины.

Пятиэтажный одноподъездный дом в глубине двора за высокой кирпичной оградой был погружен во мрак. Светились только окна второго этажа.

— Это профессор, – пояснил Евгений, когда они вышагивали по мощеной дорожке с аккуратно убранными клумбами в сугробах.

Вечнозеленый кустарник по бокам аллейки был пострижен в виде шахматных фигур.

Привратник в форменной ливрее с позументами приветливо распахнул перед ними дверь и проводил по лестнице наверх. Шаги мягко тонули в ворсе ковровой дорожки. Желтый свет дробился в граненых плафонах, убаюкивая и расслабляя.

Саймон почувствовал, что устал настолько, что готов лечь прямо здесь, в этот густой красный ворс. Споткнувшись, он тихо чертыхнулся, но Джулия успела подхватить его под руку.

Дверь им открыл сам профессор:

— Заждались, заждались, – раскатисто пророкотал он на пол дома и втащил Саймона с женой в широкую прихожую. – Спасибо Герман Артурович. Вы свободны. Проходи Евгений, чего топчешься в дверях.

Из комнаты показалась дочь профессора Анастасия с наброшенным на плечи белым пуховым платком.

— Здравствуйте, – вежливо поздоровалась она с гостями.

Саймон пожал протянутую ему руку. Евгений закрыл наконец дверь. В коридоре сразу стало шумно и людно.

— Снегу-то понатащили, – беззлобно пожурила гостей экономка, принимая пальто Евгения.

— Я обязательно все уберу, все до последней снежинки. Вот этими самыми руками, – Евгений дурачась, попытался встать на карачки.

— Ну, будет тебе кривляться, – профессор хлопнул его по спине и пригласил всех к столу.

В просторной гостиной, размерами напоминавшей скорее маленький зал, запросто могло поместиться человек тридцать. Под высоким потолком горела восьмирожковая люстра. У дальней стены с дверью, выходящей на лоджию, стоял столик с музыкальным центром. Квадратный коричневый ковер с витиеватым рисунком дополнял золотисто-желтые обои стен.

В середине стоял накрытый белоснежной скатертью стол с блюдами, большинства из которых Саймон до этого даже не видел.

— Ну что ж, отведаем, чего Бог послал, – профессор барским жестом пригласил гостей к ужину.

Когда все расселись, и экономка разлила первое, хозяева дома и Евгений, прикрыв глаза, быстро зашептали едва слышно про себя, едва шевеля губами. Джулия вопросительно посмотрела на Саймона, но тот глазами показал: не сейчас.

Все время молитвы и он, и жена рассеяно теребили край скатерти. Саймону было немножко неловко. Наконец профессор, окончив молитву, сказал:

— Ну-с, приступим, – и открыл крышку супника, отчего по комнате разлился дурманящий запах.

Через пол часа, когда прислуга уже принесла десерт, Саймон откинулся на спинку стула и ослабил ремень.

— Ну, и как вам Россия, – спросил Вартанов, обращаясь к Джулии.

— Замечательно, – в ее голосе прозвучало нескрываемое восхищение. – Скажите, а это на самом деле был кремль или декорация?

Профессор удивленно поднял брови, но Саймон пояснил:

— Мы говорим о Старой Руссе. По пути сюда мы видели из поезда зимний парк и...

— А! – рассмеялся Вартанов, – На вас тоже подействовала чарующая ночь. Нет, кремль самый настоящий. Правда, это новодел, но очень качественный. Прошлого века. Чуть дальше, с поезда его не видно, стоит настоящий старый кремль. Он отреставрирован и теперь там исторический музей. А этот долго делали архитекторы по конкурсному проекту. Но уверяю вас: и колокольный звон и император, и дворец – самые настоящие. Кстати, недавно я там был. Удостоился личной аудиенции у самого императора.

— Как замечательно, – Джулия мечтательно прикрыла глаза.

— А хотите, – вдруг предложил профессор, – завтра мы пойдем в Рязанский кремль? Обещаю, что вы не пожалеете. Ведь это самый настоящий памятник русского средневековья. Он входит в Большое Золотое Кольцо России. А какой там вид! Трубеж, набережная, старые липы! Красота!

Профессор посмотрел на Саймона и Джулию, ожидая немедленного согласия, но Анастасия отвлекла его:

— Папа, ты совсем замучил наших гостей. Дай им хотя бы отоспаться.

— Хорошо, дочка. Тогда попроси, пожалуйста, Аграфену Егоровну постелить в малой гостевой. Евгений, вы у нас останетесь?

— Извините, Михаил Константинович – работа. Я скоро поеду. Вы же знаете, как мне опаздывать.

— Ну, как знаешь. А то остался бы. У нас места много, – Вартанов взял кусок пирога и повернулся к Саймону. – Кстати, как там ваш сын? На Рождество обязательно возьмите с собой. А то я знаком с Петером только по фотографии. Да и та маленькая и старая.

— Да ничего, учится, – ответил Саймон. – Большой уже совсем стал. Скоро колледж закончит.

— Да время летит, – вздохнул профессор. – Кажется, совсем недавно сам еще брал вас обоих из колледжа в университет. А теперь гляди – свой уже взрослый сын.

— А как ваши внуки? – поинтересовалась Джулия.

— А, мои сорванцы! – профессор улыбнулся. – Один уже в седьмом классе, а другой в школу скоро пойдет. Растут и умнеют не по годам. Я покажу вам фотографии: мы летом были в Симеизе и Гурзуфе. Какие там места, Саймон. Ты не представляешь!

— Завтра, папа. Все завтра, – Анастасия погладила руку старика.

— Ну, да пожалуй, нам спать пора, – профессор поднялся из-за стола и кликнул экономку.

Пока в комнате для гостей стелили кровать, а Джулия умывалась, Саймон разобрал багаж и вытащил теплые вещи. Сложив их сверху на вешалку, он пошел в комнату.

В углу горел торшер в темно-розовом абажуре с бахромой. Толстые шторы были задернуты, и лишь в узкую щелку пробивался освещенный край клена и стены.

Едва голова Саймона коснулась подушки, он мгновенно отключился. Без сновидений.

Его разбудили заливистые трели.

"Интересно, когда Джулия успела поменять звонок", подумал он сквозь сон, но трели продолжались слишком долго для звонка.

Недовольно приоткрыв глаза, Саймон увидел веселого кенаря в клетке. Ярко-желтая птица, забыв обо всем, радовалась солнечному морозному утру. Задернутые с вечера шторы были распахнуты настежь.

Дверь в комнату осторожно приоткрылась и в нее проскользнула служанка, внесшая глаженую одежду. Саймон сделал вид, что спит, и после ее ухода еще четверть часа понежился в постели.

Джулия спала рядом сном праведника. Осторожно, чтобы не разбудить ее, он встал и оделся, но стоило ему потянуть дверь на себя, как та предательски скрипнула, и Джулия встревожено подскочила на постели. Саймон обнял ее, успокаивая, и негромко сказал:

— Одевайся. Я думаю, в этом доме завтрак бывает рано, – он ласково погладил ее по голове. – Я пойду умоюсь и побреюсь, а ты пока оденься. Кажется, на стуле я видел халат.

— Да, побриться тебе не помешает. У, колючка! – Джулия провела рукой по щеке Саймона. – Иди, давай.

Она подтолкнула его к двери.

Как оказалось, хозяин уже позавтракал и уехал по делам, но дома осталась его дочь.

— Михаил Константинович обещали вернуться через час, – пояснила служанка, накрывая к завтраку.

За столом собрались только Саймон и Джулия. Анастасия поехала с экономкой на центральный рынок за покупками. Памятуя о старой традиции дома Вартановых, Саймон попросил свежую прессу (приятно удивив его, служанка принесла газеты на английском без напоминания), и из них он узнал о том, что в Брюсселе у здания евгенического центра было подавлено крупное восстание антиевгенистов. Саймон со стуком поставил чашку на блюдце.

— Что-то случилось? – заботливо спросила Джулия, заметив, что Саймон нахмурился.

— Нет, все в порядке, – соврал он. – Попробуй это блюдо. Настя делает манты просто замечательно.

Джулия протестующе замычала с набитым ртом. От обжорства ее спасла появившаяся в дверях хозяйка. Анастасия вежливо пожелала всем доброго утра и добавила: