— Господин подполковник, вы уверены, что нападение будет именно на этом участке полосы? Ведь это самое укрепленное место, – израильский офицер с тревогой всматривался в затянутые песчаной поземкой барханы.

Евгений недовольно проворчал себе под нос ругательство и терпеливо пояснил в который раз:

— Я лично проводил дезинформацию противника. Они уверены, что здесь слабый отрезок линии и потому атакуют сегодня. Мои ребята рисковали головой не для того, чтобы всякая тыловая крыса...

— Простите, господин подполковник, – адъютант прибыл вовремя, чтобы разрядить обстановку, – вас просят в штаб. Спутниковая связь.

"Интересно, кому нужно связываться со мной в такое время?", раздраженно думал Евгений, по пути в штабной бункер. По крайней мере отчет уже есть: "Черный Магриб" будет остановлен, а даже если кто-то и просочится, то единицы погоды не делают. Задание выполнено, израильское командование лишний раз убедилось в лояльности России, предоставившей специалистов и информацию. Рейд на нефтяные поля будет предотвращен. По крайней мере, израильтяне так думают и свято уверены, что спасение в Суэцкой укрепленной линии. Пусть будет так. Правда эта уверенность исчезнет где-то дня через четыре, когда "Сыновья Саддама" прорвутся к нефтяным вышкам с востока. России выгодно, чтобы Израиль потерял нефтяной доход хотя бы на время, однако и позволить Китаю завладеть этими богатствами нельзя. Россия вынуждена лавировать между этими крайностями. Значит и о "Сыновьях Саддама", подготовленных китайцами, тоже придется сказать, но позже, когда нельзя будет предотвратить набег.

Со стороны пустыни загрохотал пулемет. Данилов улыбнулся и нырнул в темный проем бункера. На поверхности начался скоротечный бой. Засада была организована самим Евгением, так что за успешный исход схватки он был спокоен. Ровно три минуты понадобилось отряду "Черный Магриб", чтобы разбить дот-приманку и втянуться в ложбину между барханами. И столько же времени ушло на полное их истребление. Те, что еще отстреливались, были не в счет.

Салех, скрипя зубами от натуги, перетянул ногу автоматным ремнем, и кровь перестала идти, но тупая боль все сильнее окутывала тело. Нога начинала неметь. Он огляделся и узнал разбитый прямым попаданием реактивного снаряда дот.

Бетонная коробка выгорела и перекрытия местами просели. От пулемета осталась груда железа, но здесь по крайней мере можно было укрыться. Салех подтянулся и осторожно выглянул в амбразуру и выругался: цепь израильских солдат залегла. Видимо они собирались его выкуривать.

Рикошетом взвизгнула пуля и Салех поспешил укрыться. Неожиданно в тишине и в завывании ветра приглушенно залаяла скорострельная зенитка, судя по всему Тарик добрался до соседнего дота, но тут же что-то низко ухнуло, ударив воздухом по ушам и полом подкосив ноги. Салех сполз по стене. Пушка молчала.

Ну что ж, он дорого продаст свою жизнь. Он готов. Как жаль, а все начиналось так хорошо. Они за полторы минуты уничтожили два дота и, прорвав заграждение, вышли почти к самой дороге. Но видимо об атаке знали заранее и их зажали с двух сторон, рассекая отряд на три части, и уничтожили. Расстреляли как в тире.

Они бегали как на ладони, даже не видя, откуда бьет противник. Видимо он, Салех, последний, кто остался в живых.

— Эй, ты! Пожиратель верблюдов и крокодилов, сдавайся сам, или мы тебя поджарим!

Салех промолчал, перезаряжая автомат. В глаза ему бросилась длинная тонкая щель в полу. Он подполз и с трудом откинул крышку люка. Нет, там был не подземный ход. Это был склад боеприпасов. Почему они не взорвались при атаке, Салех даже не подумал. Не все ли равно? Ведь их можно использовать сейчас. Он оскалился белозубой улыбкой и оторвал кусок рукава. Намотав его на штык и высунув ствол в амбразуру, он замотал им из стороны в сторону, крича на ломаном английском:

— Я сдаюсь! Я ранен и не могу идти! Я выброшу автомат.

Прокричав то же самое для убедительности еще раз, он выбросил бесполезное оружие в песок. Шлепнувшись, автомат съехал с дюны, трепыхая белым обрывком на холодном ветру. Цепь солдат поднялась и двинулась в его сторону. Когда до них оставалось не более десяти метров, он пополз в сторону открытого люка. Нога уже не болела, а Салех шептал про себя молитвы Аллаху. В глубине люка тускло блестели аккуратные ряды снарядов.

На пороге дота послышалась возня и, осторожно озираясь, вошел солдат с синей шестиконечной звездой на каске. Последнее, что он увидел в своей жизни, была падающая в люк граната.

— Аллах акбар! – прошептал Салех перед смертью.

После чудовищного взрыва, сорвавшего бетонный короб дота как старую шляпу, осталась дымящаяся воронка диаметром около пятнадцати метров. Сквозь медленно оседающую пыль и песок Евгений смотрел на поле боя, по которому уже торопилась санитарная команда. "Черный Магриб" был уничтожен.

Сняв шлем-сферу, Данилов провел рукой по волосам. На ней остался липкий красный след. Евгений с удивлением ощупал свежую рану, протянувшуюся от виска ко лбу. Что ж, Шухарту надо сказать спасибо – он подготовил арабов замечательно. Евгений усмехнулся и, насвистывая легкий мотивчик, направился к штабному бункеру.

Утро выдалось на редкость погожим. Пыльная буря, шумевшая всю ночь к утру улеглась. Даже солнце стало проглядывать сквозь низкие облака. Рабочий день в карьере начинался рано, и Пьер Верт, с кряхтеньем спустив ноги с полки, сунул их в раздолбанные рабочие сапоги и отправился в отхожее место: надо было успеть до всеобщей побудки, иначе затолкают и места не найдется. Он умылся из ржавого ковшика, привязанного грязной веревкой к двухсотлитровому баку с дождевой водой. Счетчик Гейгера над бочкой показывал шестьдесят четыре микрорентгена. "Значит, утренний дождь был хороший", подумал Пьер и, воровато оглянувшись, достал припрятанную накануне пластиковую бутылку, которую выменял на трехдневный паек вчера. Бутылка была грязной и мутной, но ему было не до этого. Пьер быстро набрал ее водой и завинтил крышку. Спрятав бутылку в складках робы, он шаркающей походкой направился назад к бараку, расчесывая изъязвленную шею. Приближалось время побудки.

С первыми звуками сирены барак, в котором обитал Пьер и еще четыре сотни таких же изможденных, серых, неразговорчивых людей, зашевелился как просыпающийся от зимних холодов муравейник, и каторжники потянулись к баку с ржавой водой, а затем в столовую.

За завтраком к Пьеру подошел Луиджи:

— Сегодня в два. Жди у бокового пути, – и он как ни в чем не бывало принялся за еду.

Пьер незаметно припрятал пайку хлеба. Через пол часа начали построение. Сегодня Верт дежурил по бараку, и у него было пол часа времени до отправления в карьер. Он увидел, как Луиджи погрузили в вагонетку, и состав, громыхая и лязгая, исчез за чахлыми кустами можжевельника и дубняка.

Точно за две минуты до отправления Пьер как бы невзначай отправился к баку с водой. Дрожащими пальцами, поминутно оглядываясь, он маленькой заточкой отвинтил счетчик Гейгера со стены и бегом бросился к поезду.

За опоздание получив прикладом по спине, он повалился в грязь на дне вагона и отполз к своему месту на лавке. Ему пару раз наступили на руку и пнули в темноте – он так и не увидел кто, но это было не столь уж важно. Главное, что он достал счетчик Гейгера.

Если бы кто-нибудь узнал сейчас, что Пьер лишил всех возможности на следующее утро узнать, не грозит ли облучением дождевая вода в баке, его бы растерзали голыми руками, и ни один охранник не вступился бы. Вертухаи всегда только глумились и с удовольствием следили за расправой. Верт передернул плечами и сгорбился в углу.

Около полудня, заметив по длине тени, что близится время встречи, Верт осторожно направился в сторону заброшенной ветки. Он постарался, чтобы в это время почти никого с вагонетками и носилками по пути не встретилось. Луиджи работал в соседнем карьере и Пьер не знал, получиться ли у него улизнуть от дозорных. Путь был недолгим, но ему раза три казалось, что его сейчас заметят и остановят, а потом расстреляют. И все же он добрался до назначенного места.