Поездка получилась удачной, но предстоящий визит все равно страшил: лидер фракции это не так уж и много на политической арене России, хотя рекомендательное письмо Невзорова дорогого стоит. Человек же, к которому Николай ехал сейчас, редко появлялся на экранах и еще реже выступал с речами, и уж наверняка, почти никогда не снисходил до бесед с заштатными депутатами из-за рубежа. От всех этих мыслей у Николая заболела голова, и на него навалилась апатия – густая и вязкая, как непрестанный снег за окном. Соседи за столиком оживленно о чем-то беседовали всю дорогу. Только женщина напротив грустно, как показалось Николаю, смотрела в залепленное снегом стекло.

Николай заинтересовался, поскольку речь шла о национальной идее, и постепенно мужчина с явным еврейским акцентом переключился на тему религии. Он долго что-то говорил о вере и о религии в России, сравнивая ее с Западом. Чем дольше Николай слушал, тем больше он поражался, до чего мысли этого человека были созвучны его собственным.

...- Я не могу сказать, что я религиозный человек, но я вижу, где вера есть, а где ее нет. На Западе ее нет, а в России она есть. И поэтому мы еще живы, – закончил свое выступление сосед по купе.

Нет, понял Николай, не с грустью смотрела его соседка в метель, а скорее с каким-то по-детски наивным ожиданием чуда. Возможно, именно это ожидание заставило поступить его импульсивно.

— Вы даже не знаете, насколько вы правы, – Николай почувствовал, что должен высказать свои мысли вслух. – Запад на грани катастрофы.

— Ну, не стоит перегибать палку, – возразил человек с другого края стола.

Николай пристально посмотрел на него и сказал:

— Через год начнется большая война и мы, запад, в любом случае проиграем. Она неизбежна. И пусть в ней победит Россия.

Гнетущее ощущение утраты навалилось на Николая снова, как тогда, при первой встрече с отцом Никодимом. Украине суждено потерять независимость. Как Польше? Или это будет гораздо хуже? Впрочем, неважно – он уже решил и назад пути нет. И все же любое решение будет сопряжено с болью и потерями. Даже Россия это лишь меньшее зло. Да и есть ли в этой ситуации хоть один безболезненный выход вообще? Только далекие потомки смогут оценить его дело беспристрастно. Смогут ли?..

Поезд вздрогнул последний раз и остановился. Николай подхватил чемодан и поспешил к выходу. Теперь он был готов к встрече хоть с самим императором.

Под стеклопластовым козырьком над платформами было безветренно и сухо. Снег лепил темные пласты на шероховатой поверхности крыши, но все полосы перронов были вычищены. Николай в нерешительности остановился у самого выхода из тамбура: его должны были встретить, но этого человека он не знал в лицо и даже по имени. На последней встрече ему сказали, что те, кому он нужен, найдут его сами. Ситуация напоминала плохой шпионский боевик.

В этот момент его кто-то осторожно тронул за рукав и тихо произнес:

— Вы не привезли из Киева эдельвейсы?

Николай хотел было огрызнуться, что это не по адресу и что он не торгует цветами, но вовремя вспомнил, что это всего лишь пароль.

— Распродажа в девять вечера.

— Здравствуйте, господин Москаленко.

На Николая смотрел Евгений Данилов.

— Что вы здесь делаете? – удивился Николай.

Евгений не обратил никакого внимания на пустую реплику Николая и протянул ему чип-карту.

— Слушайте меня внимательно. Здесь адрес, по которому вам надо проехать. До промежуточной остановки вас подбросит такси: темно-синий "Варяг". Не бойтесь, не перепутаете, – пояснил Евгений, заметив, что Николай хочет что-то спросить, – там только одна такая машина. Там вас будет ждать другая машина. Это серебристая "Шкода-Торнадо", на которой вас доставят на место. Не беспокойтесь, водителям дана ваша фотография. Вас узнают. До свиданья.

Данилов отвернулся и собрался уходить, но Николай все же спросил его:

— Почему именно вы?

Евгений, не оглядываясь, тихо сказал:

— Мы с вами еще не раз увидимся, господин Москаленко.

Затем он широко улыбнулся и, раскинув руки, схватил какого-то мужчину в охапку и принялся громко кричать как он рад встрече. Тот сначала отбивался, потом узнал Данилова и тоже обрадовано обхватил его за плечи. Стоящая рядом женщина тоже поздоровалась с Евгением, и Николай узнал свою попутчицу.

Он повернулся и пошел в направлении автопарковки. Садясь в такси, Николай заметил, как семейная пара в сопровождении Данилова идет к другому краю стоянки. Евгений обернулся и посмотрел долгим взглядом на Николая.

Такси тихо тронулось и выехало на шоссе.

В предутреннем воздухе, стеклянном от холода, тонко потрескивало – лед плыл под первыми робкими лучами малинового солнца. День обещал быть тихим. Над златоглавыми церквями и уступчатыми пагодами дрожал колокольный звон заутрени. Опушенные инеем деревья нарядным кружевом обрамляли прямые улицы вечно молодого, как бы выпавшего из потока времени, города. Иркутск просыпался.

Патрисия приехала в Иркутск рано утром. Раньше ей никогда не приходилось бывать в России. И тем более не доводилось видеть таких снежных, суровых зим. Она приникла к окну и почти всю дорогу до завода разглядывала чужие, незнакомые пейзажи: деревья в белом инее, шапки сугробов на остановках, огромные снежные отвалы на тротуарах, прохожих в теплой одежде, кутавшихся до самого носа.

В аэропорту ее встретили: как оказалось, Эйнджил уже позвонил и предупредил администрацию завода о том, что Патрисия приедет оформлять заказ на компьютерную технику. В машине было тепло и потому для нее казалось странным, что люди за окном одеты так тепло.

Однако на улице мороз в первую же минуту пробрал ее до тела.

— Вы слишком легко одеты, мадам, – вежливо обратился к ней водитель, помогавший ей выйти из автомобиля.

— Мадемуазель, – стуча зубами от холода, поправила Патрисия.

— Извините пожалуйста. Я сейчас спрошу для вас что-нибудь теплое, – водитель скрылся в проходной и уже вскоре бежал к ней с полушубком в руках.

— Примерьте. Я думаю, что вам подойдет. Извините, что ничего лучшего не нашлось.

— Большое спасибо, – Патрисия почувствовала, как к ней возвращается тепло, а вместе с ним и боль в замерзших пальцах. – Куда мне теперь?

— Я вас провожу к директору. Он дал мне указание доставить вас к нему, а затем в гостиницу.

— Идемте, – Патрисия почувствовала, что скоро ей понадобятся легендарные русские валенки.

Коридор, по которому Патрисия шла вслед за водителем, казался бесконечным. Он плавно забирал вправо, потому конца его не было видно. Проем, забранный стальной решеткой, появился внезапно. На той стороне спросили пропуск и, внимательно изучив идентификационные карты и допуски Патрисии и ее спутника, пропустили дальше. Впрочем до кабинета директора оказалось еще далеко. После нескольких спусков и подъемов по металлическим и каменным лестницам Патрисия окончательно потеряла направление и поняла, что самой ей отсюда никогда в жизни не выбраться. В этот самый момент ее спутник сказал:

— Вот мы и пришли.

За покрытой шпоном невысокой дверью находился просторный кабинет. В центре его за столом сидел низенький человек с редкими всклокоченными волосами и красным носом.

— Добро пожаловать к нам. Меня зовут Алексей Романович Ливанов, – представился он и протянул руку Патрисии.

Она пожала крепкую маленькую ладонь.

— Полагаю, что вам не помешало бы согреться, – хозяин кабинета уже куда-то звонил и заказывал чай и кофе. – Сибирский мороз – удовольствие, которое надо принимать в ограниченных количествах.

Директор рассмеялся этой ему одному понятной шутке. Патрисия еще не отогрелась до конца и потому восприняла странный юмор без одобрения.

— Меня даже никто не предупредил, что здесь будет так холодно! – она возмущенно подула на пальцы и раскрыла ноутбук. – Я думаю, что рассмотреть ваши образцы можно уже сегодня, чтобы сильно вас не задерживать.