Интересно, что в разработке приемов и тактики вратарской игры никто из наших тренеров участия не принимал. Правда, теперь уже Маслаченко никто не мешал так играть. Позже старший тренер «Спартака» Никита Симонян говорил во время установки на игру: «Мы должны стремиться начинать атаку от своих ворот. Володя вводит мяч в игру. Так мы начинаем атаку».

Маслаченко превратил тренировку вратаря, методику его подготовки в почти культовое понятие и действие — ничего подобного ранее у нас не разрабатывалось, не создавалось. Он пришел к выводу, что за полтора-два часа тренировочных занятий команды даже одаренный и старательный вратарь при существующей практике подготовки будет прогрессировать медленно. И потому во вратарской подготовке все нужно менять. Что он, в конечном счете, и сделал и сам же на себе испробовал. Он использовал свои знания анатомии и физиологии, собственную практику и опыт. Много позже Валерий Лобановский попросил у него своего рода небольшое методическое пособие для тренировки вратарей киевлян. Маслаченко согласился, но с оговоркой: «Я должен сам следить за тем, как они будут выполнять мои рекомендации». Так они и не договорились.

Однажды (во время полета над Атлантикой в самом центре Бермудского треугольника) старший тренер «Зенита» Юрий Морозов предложил ему: каждый месяц Маслаченко приезжает в команду на десять дней и занимается по своей методике с вратарями. Но тот уже активно работал на телевидении и сказал, что не сможет выкроить для этого время. Морозов настаивал, сообщил, что с этой просьбой к Сергею Лапину (председателю Гостелерадио) обратится сам Григорий Романов (первый секретарь ленинградского горкома партии, член Политбюро ЦК КПСС). Но Маслаченко так и не согласился. Он уже был с головой в телевизионных делах и не мог раздваиваться.

Он охотно и умело руководил игрой своих ребят. Это было актуально, так как в ту пору контакт игроков и тренера команды был затруднен, ибо место тренеру отводилось на трибуне. Вратарь в ходе игры мог внести перестановку в персональной опеке. Если, к примеру, кто-то не справлялся со Стрельцовым, Маслаченко прикреплял к нему другого опекуна.

А как он руководил обороной! Л как заводил своих, вселял в них боевой дух! Однажды в матче против торпедовцев он так их накачал, что ребята, проигрывая, переломили ход игры, сравняли счет, а потом забили решающий гол. Мэтр советской спортивной журналистики Юрий Ваньят, он же известный приверженец автозаводцев, разрешился тогда на страницах своего «Труда» пространной хулой в адрес спартаковского вратаря: тот-де орал на своих громче всех болельщиков вместе взятых.

Вскоре спартаковцы играли в Ворошиловграде против местной «Зари». И опять поначалу проигрывали. Но снова голкипер взял игру в свои руки и довел ее до победного итога.

Все в одночасье изменилось. Завершилась, как- то сразу оборвавшись, целая эпоха в его жизни. В свои неполные тридцать три он полагал, надеялся, верил, что будет играть в большой футбол еще лет семь-восемь. Причем оставаясь среди лучших, на уровне сборной страны. Конечно, если не вмешается серьезная затяжная травма. Такому строю мыслей и состоянию духа способствовала достаточно трезвая самооценка: он проживал в тот период свои лучшие годы на иоле, был в отличной форме, он не устал, не утратил свежести и чувства радости, приносимого игрой. Он был строг к себе, не имел вредных привычек и склонностей, усердно тренировался и вообще тщательно и всесторонне поддерживал свое боевое состояние, что, несомненно, способствовало бы долгой жизни на поле, будь она желанна и востребована. Вдохновлял и пример Льва Яшина, который приближался к сорокалетию, но по-прежнему был в порядке.

Владимиру Маслаченко пришлось завершить большую игру на девять лет раньше. В полном здравии. Напомню, что произошло это в начале 1969 года, когда он узнал, что в «Спартак» из «Торпедо» переходит Анзор Кавазашвили, на которого старший тренер Н. Симонян решил сделать ставку в роли вратаря в предстоящем сезоне. Маслаченко тут же подал заявление об уходе.

Он пока еще не знал, чем займется, в каком направлении продолжит свою дальнейшую жизнь. Знал только главное: другой команды у него уже не будет никогда. Он предвидел, что заманчивых предложений из других клубов получит немало, так и оказалось. Однако давно, задолго до этого, и навсегда он решил, что свою жизнь на футбольном поле завершит в московском «Спартаке». Мечта эта родилась у него еще в юношеские криворожские годы, верность ей он пронес через всю жизнь.

Он бережно хранил в себе спартаковский дух, чтил традиции команды. Он не предал свой «Спартак» даже тогда, когда команда «изменила ему с другим». Гордостью наполнял душу красно-белый цвет. Она же уберегла его от разборок, от выяснения отношений с начальником команды и старшим тренером: что же произошло? Он ничего не стал выяснять. Он не хлопнул дверью, а, попрощавшись, тихо затворил ее. Но поступил так не из соображений рациональной целесообразности, а просто и в этом случае остался самим собой, полагая, что чувство собственного достоинства — самое рациональное и плодотворное качество человека во всех ситуациях, положениях и состояниях. Правда, через год с небольшим Старостин предложил ему вернуться в команду, объяснив, что, несмотря на новенькие золотые медали чемпиона страны 1969 года, в команде складывается неблагоприятный моральный климат и что он, Маслаченко, своим авторитетом и влиянием сможет способствовать нормализации отношений в коллективе. Тот, однако, предложение не принял, у него уже были другие дела.

Он тогда заканчивал учебу в Институте физической культуры. В этом вузе в то же самое время была организована элитная группа, в которую для прохождения курса высшей квалификации включили самых известных тренеров. В порядке исключения в состав слушателей курсов ввели свежего выпускника Владимира Маслаченко.

У него, правда, возникли некоторые затруднения, связанные с материальным обеспечением собственной семьи. Согласно действовавшему положению ЦК профсоюзов, футболисту команды мастеров, завершившему выступления на поле, поучившемуся в вузе, сохранялась профсоюзная стипендия вплоть до окончания учебы — за счет бюджета самой команды. Однако администрация профсоюзной команды «Спартак» исполнять этот святой долг не стала. Может, решила, что «гонорары» от игр за команду ветеранов советского футбола, в которых порой участвовал бывший вратарь «Спартака», с лихвой перекрывают скромную профсоюзную стипендию? И лишь когда об этой неосведомленности спартаковской администрации узнал руководитель профсоюзного спорта Николай Ряшенцев, когда он удивленно поднял брови на Николая Петровича и произнес соответствующий монолог, тот незамедлительно исполнил свой долг.

Но вскоре в жизни моего героя произошло два знаковых события, каждое из которых имело все основания определить дальнейшую судьбу человека, стоявшего на развилке дорог. Его пригласил к себе на беседу председатель Федерации футбола СССР и вице-президент ФИФА Валентин Гранаткин. Оказалось, что он знает о Владимире буквально все. Даже то, что в играх ветеранов тот показывает прекрасную игру. Улыбнулся: «Не хочешь ли вернуться в большой футбол? А то у меня на тебя столько предложений… Ладно, тогда будем говорить дальше. Итак, тебе предлагается поступить на десятимесячные курсы по углубленному изучению иностранного языка — по восемь часов занятий в день. По окончании учебы мы направим тебя на работу в одну из развивающихся стран…» Отказаться от столь соблазнительного предложения было и грешно, и неразумно. Он понимал, что его жизнь в радиожурналистике еще только начинается и неизвестно, как в ней все сложится. Да и сложится ли вообще.

Впрочем, о ней, о радиожурналистике, рассказ я, кажется, еще не начал. Так что пора. По привычке и потребности, если время позволяло, Владимир ездил иногда на футбол. И однажды столкнулся с Н. И. Озеровым. Тот торопливо спросил, как дела и чем он занимается. И, кажется, не особенно вникая в ответы, предложил: «Пойдем сейчас в комментаторскую кабину, там поговорим перед микрофоном — экспромтом». Теперь уж не вспомнить, какой это был матч. Но Озерову беседа понравилась, хотя и длилась она всего минут семь. Потом они еще раз встретились у микрофона.