Вскоре стало известно, что об инциденте со знаменитым футболистом доложили на самый верх, что лично Хрущев распорядился наказать но максимуму. Возможно, поэтому никто из спортивных руководителей, даже динамовских, разумеется имевших самые тесные связи с милицией, не пытался отстоять Стрельцова — выдающегося игрока, но простодушного и легкомысленного парня, успевшего подустать от славы, монотонности и связанными с ней тяготами спортивной жизни, не имевшего ни любимой преданной девушки, ни настоящих друзей. Возможно, сыграло роль и то, что динамовцы, давно желавшие и старавшиеся увидеть его в своих рядах, так с ним ни о чем и не договорились. Как-то московское «Торпедо» два раза подряд встретилось с тбилисскими динамовцами — на первенство СССР и Кубок.

И тогда в среде болельщиков пошла гулять шутка сатирика Евгения Кравинского: «Как чувствуют себя тбилисские динамовцы на следующее утро после встречи с торпедовцами?» Ответ: «Как в утро стрелецкой казни».

Под суд отдали одного Стрельцова, а футбольная жизнь Татушииа и Огонькова закончилась, их дисквалифицировали, с них сняли звание «Заслуженный мастер спорта». Их оставили без средств к существованию. Через несколько лег их простили, разрешили играть в футбол. Но они, конечно, уже растеряли все. Огоньков умер в забвении и бедности, пролежав неделю мертвым в своей однокомнатной квартире. Татушин какое-то время выступал за кишиневский «Буревестник», и Маслаченко однажды довелось играть против него.

На суде над Стрельцовым доводы обвинения рассыпались на глазах, но все знали: «есть указание». Стрельцову дали срок больше максимального, предусмотренного статьей за групповое изнасилование: двенадцать лет вместо десяти. Хотя дело тянуло самое большое на пятнадцать суток. А тут еще адвокат Стрельцова передал кому-то по неосторожности слова, сказанные его подсудимым в беседе с ним: «Знать бы, что все так обернется, остался бы в свое время за границей». Такое не прощалось, хотя эти слова были сказаны явно сгоряча. Но, видимо, они гоже повлияли на приговор. Сейчас абсурдность обвинения и приговора еще более очевидна, чем тогда: насильнику не установили бы памятник.

Он сидел тяжело, мучительно, ему не давали играть в футбол. Посетивший его в колонии Александр Медакии привез футбольный мяч, но Стрельцову его не передали. Всеведущие паханы знали, что есть команда из Москвы прикончить его, но они не дали — оберегали. Об этом спустя много лет Стрельцов рассказал Маслаченко, когда они возвращались из города Дзержинска после одного из матчей команды ветеранов футбола. Паханы тоже понимали, что Эдик — наше национальное достояние и наша гордость.

Когда его посадили, ему был двадцать один год, когда освободился — двадцать девять. И все же он вернулся в команду.

Стрельцов заметно погрузнел, утратил былую скорость. Но был все так же великолепен в обращении с мячом, а давал пасы, видел поле, читал игру — еще лучше, чем прежде. Значит все эти годы он жил футболом, непрестанно думал о нем. Однажды в Лужниках, на каком-то матче торпедовцев, в котором Эдуард не участвовал, я сидел за его спиной. За один тайм он выкурил четыре сигареты. Умер он от рака в 1997 году. Ему было 60 лет. Памятник великому футболисту установили на стадионе «Торпедо», который теперь носит имя Эдуарда Стрельцова.

Но пора нам вернуться к чемпионату мира, к нашей команде. Безумно жалко было своих опростоволосившихся товарищей. Досадно было и потому, что не нашлось ни одного смелого чиновника, который заступился бы за них, предложил дать им шанс искупить вину. Маслаченко уверен, что если б это чудо произошло и их вернули в команду, они на чемпионате мира творили бы чудеса, повели за собой, превзошли и самих себя, и любого соперника. С ними был наигранный состав, где игроки так знали и понимали друг друга, что при необходимости, в зависимости от конкретной ситуации на иоле, от тактики соперника, могли перестроить и предложить свою, уже другую. Сыграть, скажем, в три нападающих с тремя хавбеками и четырьмя защитниками. Более того, они практиковали персональную опеку с игрой в зоне, что было отрепетировано и отработано.

Но нужно было как-то выправлять положение. Капитан команды Игорь Нетто после травмы, с дефицитом тренированности и игровой практики лишь только начал работать с мячом. Вместо Огонькова в состав ввели Владимира Кесарева. В основном составе появились защитник Виктор Царев и нападающий Генрих Федосов, все трое — динамовцы. Они быстро освоились в коллективе, ведь все и так хорошо знали друг друга. Острота и серьезность ситуации еще больше сплотила команду. Без всякого пафоса можно говорить о высоком духе сплоченности, который царил в сборной, за что игроки были благодарны тренерам Г. Качалину, М. Якушину и Н. Гуляеву.

Сложность заключалась в регламенте чемпионата. В ходе матча не допускалось ни одной замены. Поэтому на игру одевался основной состав и пять-шесть запасных игроков. На поле выходили и разминались тоже все, и Маслаченко с ними. Но вот звучал свисток судьи, и каждый из запасных знал, что сегодня он уже не сыграет. Правда, в случае травмы разрешалась замена вратаря, но только на полевого игрока. К этой тяжкой участи готовился Константин Крижевский.

Команда разместилась в Хинтосе, в окрестностях Гетеборга. Неподалеку — резиденция команды Бразилии. В этом же районе — тренировочное поле с хорошим газоном. Маслаченко было приятно видеть, что его здесь помнят, годом раньше он хорошо отыграл на шведских полях за «Локомотив». Газеты много писали о нем, одна из них поместила снимок: он и бразилец Вава, один фотографирует другого. Воспользовавшись этой популярностью молодого голкипера, руководство команды решило направить его, Игоря Нетто и писателя Мартына Мержанова на премьеру советского фильма «Тихий Дон» в качестве представителей нашей спортивной делегации.

На другой день команду повезли на просмотр американского фильма. Про боксера, который вознесся к славе, стал чемпионом мира. Но слава его согнула, он увлекся легкой жизнью, стал мало тренироваться и потому покатился вниз. И вот тренер и любимая девушка решили его спасти — любовью и участием. И все получилось — парень повысил к себе требования И, конечно, вновь стал чемпионом мира. Полный хэппи энд.

Когда после просмотра команда возвращалась на автобусе в гостиницу, Маслаченко сказал сидевшему недалеко Юрию Воинову: «Интересно, что этому парню помогли ни партия, ни профсоюз, ни комсомольская организация, а женщина». Воинов, помолчав, прокомментировал: «Да, сказано сильно».

В этой реплике вратаря, конечно, нет ничего особенного, любой человек с ним согласился бы. Но были другие времена, и хотя свежи еще в памяти людей впечатления от XX съезда партии, шестая статья Конституции СССР действует, и до ее отмены еще целых тридцать лет.

Вскоре в Хилтоне Владимира вызвали на беседу к руководству. В комнате были Г. Качалин, М. Якушин, председатель федерации футбола страны В. Антипенок. И вратарь услышал такие слова: «К сожалению, ты снизил к себе требовательность, стал тренироваться спустя рукава…» Он был в полном недоумении. Он, не позволявший себе никаких дисциплинарных нарушений, уходивший с тренировки последним, выкладывался, работал самозабвенно. И вдруг услышать о себе такое! Он терялся в догадках: в чем дело?

На следующий день перед утренней тренировкой услышал установку: «В одних воротах Яшин, в других Беляев… Маслаченко будут разминать массажист, доктор и Озеров». В голове сразу высветилась мысль: «Значит, я уже не второй, а третий вратарь?»

До того дня в команде было два запасных игрока, которые выбивались из общего тренировочного процесса, оставались как бы самим себе предоставленными: торпедовец Леонид Островский и московский динамовец Генрих Федосов. И вот Федосова, начиная с этой тренировки, определили в основную обойму команды.

Федосов и Маслаченко были приятели. Вечером того же дня они вместе с Островским поплыли на лодке по озеру, и Владимир понял, что Генрих хочет сказать ему что-то доверительно, не для постороннего слуха. И тот действительно сказал: