В общем, догнал Маслаченко свою команду, занял свое законное рабочее место. Тот матч у молодых поляков наши выиграли, а он по ходу дела еще и пенальти отразил.
Надо сказать, что атмосфера в сборной молодежной команде страны, да и в первой — главной команде, где наш герой вскоре тоже обнаружил себя, была нормальной, здоровой, доброжелательной. Сегодня, почти с полувекового расстояния, он видит команду такой же, как и тогда, — ему было хорошо в ней. Ни интриг, ни склок, а мотивация стремления к высоким целям была чище, искренней, тем более, что достижение этих целей вознаграждалось неизмеримо скромнее — в десятки, в сотни раз. Кажется, известный тренер и в прошлом хороший игрок Эдуард Малофеев первым произнес слова «искренний футбол». Но на самом деле такой футбол был, жил на полях и в душах игроков намного раньше. В такой футбол вдоволь наигрались Владимир Маслаченко и его блистательное поколение мастеров.
Оголтелый, лозунговый патриотизм в сборной не насаждался, что отнюдь не снижало боевой дух игроков. Партийно-комсомольская организация в сборных командах существовала скорее формально, ибо даже членские взносы игроки платили в своих клубах. Для отчетности, для галочки и успокоения начальствующих воспаленных душ обычные собрания команды иногда называли комсомольскими. Когда Маслаченко предложили стать комсоргом сборных футбольных команд страны, он не возражал — раз надо так надо. Но однажды ему пришлось вести собрание по-настоящему, и это было непросто, ибо разбиралось «дело Эдуарда Стрельцова». Нет, не то, которое прогремело на всю страну и осталось в народной памяти па долгие годы. О нем мы еще будем говорить отдельно. Пока же речь шла о скандальной истории, произошедшей с молодым центрфорвардом «Торпедо» и сборной страны в московском метрополитене.
Итак, из милиции прислали фотоснимок прилично одетого молодого человека по фамилии Стрельцов, у которого было разбито лицо. Сообщалось, что при задержании он оказал сопротивление сотрудникам милиции. В тот день Стрельцов находился на стадионе «Динамо» и смотрел футбол. После игры спустился в метро, где его сзади потянул за пиджак сотрудник милиции со словами: «Пойдем с нами, там тебя проверим». Стрельцов стал сопротивляться: «За что?» Похоже, менты его просто не узнали, с кем-то перепутали, а получив энергичный отпор, вызвали подмогу. И оказался он в отделении, где, как и водится, как водилось у нас во все времена, его крепко избили.
На собрании команды Эдуард рассказал все, как было, поклялся, что выпил лишь бутылку пива. В том, что все именно так и было, никто не сомневался — знали, что Эдик никогда не врет. Но дело случилось, надо было как-то все разруливать. Организовали собрание. Товарищи по команде и тренеры выступили, высказали провинившемуся неодобрение. Маслаченко, как комсорг, тоже не имел права остаться в стороне. Сказал: «Это должно нас приучить к мысли, что мы у всех на виду, и кто-то, возможно, заинтересован в том, чтобы любой ценой вывести ведущих футболистов страны из игры. Надо быть повнимательней».
Вскоре в «Правде» появился фельетон известного специалиста этого жанра Семена Нариньяни под заголовком «Салат за 87,50». Вранья в нем было больше указанной в этом заголовке суммы. Всю систему отечественной футбольной жизни автор раздолбал в пух и прах. На критические выступления «Правды» реагировали всегда серьезно, вот и на этот раз результаты публикации не заставили себя долго ждать — материальное положение футболистов сразу заметно ухудшилось. Но все это пока было прелюдией к тому разрушительному, жуткому торнадо, который обрушился на сборную команду страны и весь наш футбол накануне открытия чемпионата мира. Скоро мы к этому уже подойдем.
На пути к Стокгольму
Попробуем представить себе, что вопрос об участии сборной команды России в европейском первенстве 2004 года решался бы не на футбольных полях, а в Государственной Думе, Совете Федераций и Администрации президента страны. Нелепость? Да. Так вот вопрос об участии сборной СССР в мировом чемпионате 1958 года рассматривался на самом высоком партийном и государственном уровне. Прежде всего нужно было убедить родную партию и ее Центральный комитет в том, что мы хорошо владеем навыками игры в кожаный мяч и можем дать гарантии, что не посрамим славы Отечества и своих высоких вдохновителей, собравшихся наблюдать за событиями с участием своей сборной из-за зубцов кремлевских стен. Их еще не потускневшую память продолжал жечь позор нашего олимпийского проигрыша в 1952 году, замешанного на густом политическом сиропе, и даже не вдохновляла совсем еще свежая победа, одержанная в Мельбурне спустя четыре года.
— А ведь тогда, в пятьдесят шестом году, у нас был состав из выдающихся игроков, — говорит Маслаченко. — Это была команда уровня финала мирового чемпионата. Он мог быть, мог сохраниться таким и два года спустя в Швеции. Спартаковцы и динамовцы обыгрывали грандов европейского футбола, да и армейцы были хороши. Игроки накопили немалый опыт международных встреч. Сборная СССР уверенно шла к чемпионату в Швеции. У нас были очень хорошие шансы на успех. Думаю, все так и свершилось бы, не вмешайся в ход событий непредвиденные, привнесенные обстоятельства отнюдь не футбольного происхождения.
А пока что партия, тяжело вздохнув, дала свое согласие на участие, а новый лучший друг советских физкультурников и спортсменов Никита Хрущев благословил коллектив.
На первый весенний предсезонный сбор команда отправилась в Китай. Числом в сорок игроков, из них четыре вратаря. Первый, конечно, Лев Яшин, за которым ровной шеренгой следовали Владимир Беляев, Олег Макаров и Владимир Маслаченко. Разместились в тренировочном лагере на острове близ Кантона. Полная изоляция от внешнего мира. Ни один пловец, ни единая шлюпка не могли приблизиться к острову — таков был режим охраны. Если стороннему лазутчику удалось бы все-таки туда пробраться, он предположил бы, что на остров высадилась инопланетная футбольная команда для подготовки к матчу, по меньшей мере, со сборной Британского содружества наций.
Тренировались с утра до ночи. На первых порах вставали в шесть тридцать. После утренней тренировки и завтрака Гавриил Качалин проводил полуторачасовое теоретическое занятие. В двенадцать часов вторая тренировка, затем обед, недолгое валянье в койках и снова тренировка. Вечером отдыхали. Маслаченко читал, играл на бильярде и в настольный теннис. При этом его партнерами и соперниками нередко оказывались лучшие игроки Китая, для них остров также был тренировочной базой. Стало быть, Владимир Никитович неуклонно наращивал мастерство еще в одной спортивной дисциплине, приближая его к «уровню элегантности». Эти закавыченные два слова следует но праву отнести на счет авторства нашего героя. Он пускает их в обращение редко и аккуратно — только тогда, когда предмет его внимания соответствует высокой эстетике спортивного действия, к чему Владимир Никитович относится особенно трепетно и к чему лично стремится всю жизнь в процессе своего многогранного служения спорту.
Надо сказать, что присутствие советских футболистов благотворно повлияло на подготовку лучших китайских игроков в настольный теннис. После того как Качалин изменил режим команды, утвердив подъем в пять тридцать, китайцы тоже стали пробуждаться на час раньше — в четыре тридцать, их к этому подвигнул «старший брат». И когда наши футболисты следовали на завтрак, они непременно видели теннисистов, показательно исполнявших имитационные упражнения с ракеткой.
А вечером у советских футболистов наступал самый сладостный, блаженнейший час. Вечером их ждал парикмахер. Этот китайский кудесник своим творчеством выходил далеко за рамки профессии. Его волшебное мастерство поднималось до высот истинного искусства, ради прикосновения к которому стоило так аскетично жить и истязать себя тренировками. Парикмахер Вэньюй укладывал клиента на мягкое ложе и приступал к сеансу своей магии. Его руки стригли, брили, массировали, втирали бальзамы, окропляли водами, источавшими запахи садов Эдема. Клиент погружался в нирвану. И забывались кавказские курорты, загорелые пляжные красавицы, пьянящий запах эвкалиптов, томные звуки блюза, вкус молодого вина. Хотелось просто жить и жить. Хотелось блаженства вечного. Клиент уходил от Вэньюя уже другим, обновленным человеком, с просветленной душой, полный иного осознания себя на этом свете.