— На самихъ себя, то есть на произволъ натуры, почтеннѣйшій, — отвѣчалъ Бобъ Сойеръ. — Никто изъ нихъ не платилъ ни шиллинга, надо вамъ замѣтить. Къ тому же, если сказать правду, — продолжалъ Бобъ, понизивъ голосъ и наклонившись къ уху м-ра Пикквика, — мое отсутствіе принесетъ имъ существенную пользу: за неимѣніемъ другихъ лекарствъ въ аптекѣ, я бы принужденъ быль всѣмъ своимъ паціентамъ раздать по порціи каломели, a это, знаете, было бы весьма непріятно. Такъ, стало быть, все къ лучшему.
На этотъ неожиданный аргументъ м-ръ Пикквикъ не могъ пріискать приличнаго отвѣта.
— Но это, какъ видите, двумѣстная карета, мой другъ, — сказалъ онъ, наконецъ, послѣ кратковременной паузы, — мы можемъ помѣститься только вдвоемъ съ м-ромъ Алленомь.
— О, на мой счетъ прошу не безпокоиться, — отвѣчалъ Бобь. — Самуэль и я помѣстимся въ сидѣйкѣ на запяткахъ, и авось намъ не будетъ тѣсно. A здѣсь y подъѣзда будетъ приклеенъ вотъ этотъ билетикъ: "Сойеръ, преемникъ Нокморфа. Освѣдомиться о немъ, насупротивъ этого дома, y м-съ Криппсъ".
— Это что за особа?
— М-съ Криппсъ мать моего мальчугана. "М-ръ Соііеръ ускакалъ сегодни поутру миль за тридцать на консультацію первыхъ столичныхъ врачей", говоритъ м-съ Криппсъ. "Безъ него ничего не могли подѣлать. Какая-то страшная операція. Прислали за нимъ курьера. Бога ради, говорятъ, поѣзжайте, спасите". Дѣло въ томъ, почтеннѣйшій, что отъ этой продѣлки я ожидаю весьма счастливыхъ результатовъ. Если объ этой небывалой консультаціи будетъ напечатано къ здѣшнихъ газетахъ, такъ оно, знаете, карьера моя обдѣлается сама собою. A вотъ и Бенъ. Ну, пошевеливайся, дружище.
Съ этими словами м-ръ Бобъ Сойеръ подсадилъ на козлы ямщика, впихнулъ своего друга во внутренность кареты, захлопнулъ дверцы, приподнялъ подножки, прибилъ билетикъ къ уличной двери, заперъ ее, положилъ ключъ въ карманъ, вскочилъ на запятки, закричалъ "пошелъ!" и прежде, чѣмъ м-ръ Пикквикъ успѣлъ сообразить и размыслить, долженъ или не долженъ Бобъ Сойеръ сопутствовать ему въ дорогѣ, экипажъ уже катился во всю прыть, и ямщикъ весело похлопывалъ бичомъ.
Пока они ѣхали по бристольскимъ улицамъ, веселый Бобъ, съ зелеными очками на глазахъ, велъ себя степенно и съ приличною важностью, исподволь только прибѣгая къ различнымъ словеснымъ остротамъ въ пользу и назиданіе м-ра Самуэля Уэллера; но какъ скоро экипажъ очутился за городомъ на большой дорогѣ, молодой врачъ сдернулъ съ носа зеленые очки и принялся выдѣлывать разнообразныя практическія штуки съ цѣлью обратить наивящее вниманіе пѣшеходовъ на проѣзжающій экипажъ. Между этими продѣлками не послѣднее мѣсто занимало громогласное подражаніе звукамъ кондукторскаго рожка и маханіе въ воздухѣ надъ поверхностью кареты малиновымъ шелковымъ платкомъ, который нарочно для этой цѣли былъ привязанъ къ набалдашнику дорожной палки.
— Интересно было бы знать, отчего это всѣ здѣсь останавливаются и смотрятъ на насъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, прерывая себя на самой серединѣ одушевленной бесѣды, имѣвшей непосредственное отношеніе къ м-ру Винкелю и его молодой супругѣ. — Какую странность они могутъ замѣчать въ насъ.
— Они, безъ сомнѣнія, заглядываются на нашу карету, — отвѣчалъ Бенъ Алленъ самодовольнымъ тономъ. — Здѣсь не привыкли видѣть такіе щегольскіе экипажи. Это имъ въ диковинку, смѣю сказать.
— Можетъ быть, — сказалъ м-ръ Пикквикъ. — Можетъ статься. Очень вѣроятно. Должно быть, такъ.
Догадка м-ра Пикквика, нѣтъ сомнѣнія, приняла бы для него форму дѣйствительнаго факта, если бы въ эту минуту, случайно выглянувъ изъ окна кареты, онъ не замѣтилъ, что взоры пѣшеходовъ вовсе не выражали того почтительнаго изумленія, на которое онъ имѣлъ нѣкоторое право разсчитывать на основаніи своихъ соображеній. Ему даже показалось, что между пѣшеходами и наружными пассажирами экипажа существуютъ какія-то телеграфическія сообщенія, которыя, какъ онъ догадывался теперь, могли имѣть близкую или отдаленную связь съ какими-нибудь выходками Роберта Сойера.
— Я надѣюсь, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, — что вѣтреный другъ вашъ, авось, не дѣлаетъ никакихъ глупостей на запяткахъ.
— О, нѣтъ, какъ это можно, — отвѣчалъ Бенъ Алленъ, — Робертъ пресмирный парень, ужъ за это я ручаюсь.
Вслѣдъ за тѣмъ послѣдовало самое продолжительное и мастерское подражаніе звукамъ кондукторскаго рожка, сопровождаемое взвизгами и криками, которые — уже не было въ этомъ ни малѣйшаго сомнѣнія — происходили изъ легкихъ и груди м-ра Роберта Сойера.
Ученый мужъ и юный его собесѣдникъ выразительно переглянулись другъ на друга, и затѣмъ м-ръ Пикквикъ, снявъ шляпу, высунулся до самой понсницы изъ окна экипажа, и это доставило ему полную возможность обозрѣть всю сцену.
М-ръ Бобъ Сойеръ, растопыривъ ноги во всю длину, сидѣлъ не на запяткахъ, но на кровлѣ экипажа, и на головѣ м-ра Боба Сойера болталась надѣтая на бекрень шляпа Самуэля Уэллера. Въ одной рукѣ онъ держалъ огромный бутербродъ, въ другой — плетеную бутылку удовлетворительнаго размѣра, и уста ею поминутно прикладывались то къ бутерброду, то къ бутылкѣ, между тѣмъ, какъ въ промежуткахъ оглашалъ онъ воздухъ дикимъ воемъ или перестрѣливался какой нибудь шуточкой съ проходившимъ незнакомцемъ. Малиновый флагъ укрѣпленъ былъ въ вертикальномъ положеніи на одной изъ оконечностей кузова кареты, a м-ръ Самуэль Уэллеръ, украшенный шляпою Боба Сойера, сидѣлъ въ самомъ центрѣ сидѣйки на запяткахъ и кушалъ бутербродъ съ одушевленнымъ аппетитомъ, при чемъ физіономія его выражала совершеннѣйшее удовольствіе и одобреніе всѣхъ поступковъ м-ра Роберта. Уже одно это могло въ высшей степени раздражить джентльмена съ характеромъ м-ра Пикквика; но это было еще не все. Въ эту самую минуту экипажъ повстрѣчался съ дилижансомъ, набитымъ пассажирами и внизу, и вверху на имперіалѣ: м-ръ Бобъ Сойеръ взялъ въ одну руку шляпу, въ другую флагъ и прокричалъ во все горло троекратное «ура», свидѣтельствуя въ то же время глубокое почтеніе встрѣчнымъ путешественникамъ и путешесгвенницамъ, которые помирали со смѣху, озирая шутовскую фигуру молодого человѣка.
— М-ръ Сойеръ! — вскричалъ м-ръ Пикквикъ, доведенный до самаго раздражительнаго состоянія. — М-ръ Сойеръ, сэръ!
— Э-ой! — отвѣчалъ этотъ джентльменъ, перегибаясь съ величайшимъ хладнокровіемь черезъ кровлю экипажа.
— Вы съ ума сошли, сэръ? — спросилъ м-ръ Пикквикъ.
— Ничуть не бывало, дружище.
— Что-жъ вы дѣлаете? Веселюсь на ваше здоровье.
— Онъ веселится! — вскричалъ м-ръ Пикквикъ въ порывѣ величайшаго негодованія. — Какъ вамъ не стыдно, сэръ? Уберите этотъ шутовскій красный платокъ. Я требую этого, сэръ. Самуэль, возьмите платокъ.
Прежде, чѣмъ Самуэль собрался исполнить волю своего господина, м-ръ Бобъ Сойеръ граціозно сдернулъ флагъ съ набалдашника палки и, уложивъ его въ карманъ, сдѣлалъ м-ру Пикквику учтивый поклонъ. Затѣмъ, не теряя лишнихъ словъ, онъ откупорилъ бутылку и выпилъ три или четыре глотка, давая знать движеніемъ руки, что онъ желаетъ м-ру Пикквику великаго благополучія и счастья. Выполнивъ этотъ маневръ съ необыкновенной быстротою, Бобъ Сойеръ бросилъ благосклонный взглядъ на м-ра Пикквика, облизнулся, закусилъ и улыбнулся.
— Ну, полно, полно, молодой человѣкъ, — сказалъ м-ръ Пикквикъ, когда гнѣвъ его сталъ простывать мало-помалу. — Пожалуйста, вы не дѣлайте этихъ глупостей, сэръ.
— Нѣтъ, нѣтъ, отвѣчалъ Бобъ, — размѣниваясь шляпами съ м-ромъ Уэллеромъ, — ни подъ какимъ видомъ, почтенный другъ. Признаться, я и самъ не знаю, какъ y меня до этого дошло: ѣзда такая веселая, я и не выдержалъ.
— Разсудите сами, молодой человѣкъ, вѣдь это ни на что не похоже.
— Знаю, знаю, старшина. Ужъ будьте теперь покойны: ничего этого не будетъ.
Успокоенный этими увѣреніями, м-ръ Пикквикъ скрылся во внутренности кареты и поднялъ стекло; но лишь только возобновился y нихъ прерванный разговоръ, какъ вниманіе ученаго мужа было развлечено появленіемъ небольшого чернаго тѣла продолговатой формы передъ самымъ окномъ. Этотъ странный предметъ два или три раза стукнулся о стекло, напрашиваясь, очевидно, въ карету.
