Метеорологи и магнитолог не пропускали ни одного срока наблюдений и в любую погоду пробирались к будкам с приборами. К счастью, никто не заблудился в снежном хаосе. Правда, Годжмен — картограф и художник — однажды доставил товарищам немало тревог. Вместе с Мадиганом он отправился к приборам-самописцам. Скорость ветра достигала 130 километров. В нескольких шагах от дома они потеряли друг друга. Мадиган добрался до приборов, взял записи и вернулся, а Годжмен исчез. Мерц и Корел не побоялись пойти на поиски, связавшись альпийской веревкой и захватив ледорубы. Безуспешно!.. Спустя два часа Годжмен вернулся — весь в снегу, с ледяной маской на лице; он сам нашел дорогу.

— Температура минус тридцать три, скорость ветра сто шестьдесят пять километров! — сказал как-то Мадиган. — Кто нам поверит?!

Это было непереносимое сочетание: «сверхураган» и лютый мороз. 165 километров — в полтора раза больше, чем максимум, предусмотренный шкалой Бофорта…

Точные вычисления показали: в мае среднемесячная скорость ветра превышала сто километров — 11 баллов по шкале Бофорта! Если это была средняя величина за весь месяц, какой же скорости достигал ветер в отдельные дни и часы?! Верхние ряды ящиков, служивших защитной стеной для дома, оказались сброшенными наземь. Счастье, что крыша выдержала неоднократные бомбардировки, которым стихия подвергла убежище исследователей; камни, летевшие с морены, били по стенам и кровле, производя невыносимый грохот.

В самый разгар зимы — 19 июля — ветер на протяжении шести часов мчался со скоростью 170 километров. Но всё это были только цветочки, а самые ягодки показались позднее. Пришло время, когда люди усомнились в показаниях анемометров: годом позже, в ночь на 5 июля, скорость ветра достигла 185 километров. Дом зимовщиков, почти погребенный под снегом, содрогался, дребезжала посуда, печная труба разразилась дикой симфонией. Казалось, стены, выложенные из массивных бревен, не выдержат ударов, рухнут, и обломки помчатся к вспенившемуся, клокочущему океану, над которым, словно гейзеры, взлетали столбы брызг.

Бывало, что скорость порывов ветра достигала девяноста метров в секунду. 324 километра в час! Как представить себе ощущение человека под таким ветром? Разве только вообразить, что вы вскочили на крыло пассажирского самолета, совершающего рейс с этой скоростью… Но кто устоит там дольше секунды!..

«Страшный мир пустоты, ярости и ужаса. Мы спотыкаемся и боремся с мраком Стикса. Беспощадный порыв ветра — какой-то мстительный кошмар — бьет, колет, замораживает; колющий снег слепит и душит», — записывал в дневнике Дуглас Моусон. Спустя несколько дней этот сдержанный, уравновешенный человек добавил: «Мы поселились на краю неизмеримого материка… Мы открыли проклятую страну. Мы нашли царство пурги и ветров».

8 течение шести осенних и зимних месяцев, ловя часы передышки в работе урагана, обмораживаясь и валясь на снег от изнеможения, люди воздвигали радиомачты из прочного кедра, укрепляли их стальными тросами. Наконец, удалось поднять антенну. Радист-механик начал передавать в эфир первые радиограммы из Антарктиды. Много позже Моусон узнал, что радист на острове Макуори принял некоторые депеши с мыса Дэнисон. Радиостанция Главной базы действовала ровно неделю: ураган снес одну из мачт.

9 августа 1912 года Моусон, Ниннис и Мадиган, взяв упряжки, совершили первое путешествие на юг. Километрах в десяти от базы они вырубили пещеру в леднике. Эта «пещера Аладина», сверкающая зеркальными гранями и кристаллами, явилась впоследствии убежищем для всех санных партий.

Сентябрь принес необычайно тихую погоду. Никто не предполагал, что на Земле Адели возможны такие прекрасные дни. Почти пять суток наслаждались зимовщики, но вдруг с ледника понеслись смерчи, закружились тучи снега, а через минуту ветер уже «работал» со 130-километровой скоростью.

Во второй половине сентября три партии вышли в поход. Мадиган, Клоз и Уэтер продвинулись почти на 100 километров к западу от Главной базы. Температура упала до минус 37°, ткань палатки трещала и рвалась под ударами пурги, но люди не могли зашивать прорехи: обмороженные концы пальцев утратили чувствительность; огромного труда стоило застегнуть пуговицу костюма. Что делать? Лишившись палатки, единственного своего пристанища, они вряд ли доберутся до базы… Пурга угомонилась, на душе полегчало: теперь скорость ветра составляла только 90 километров. «Только»!.. Это было вполне сносно для Земли Адели, но во всех обитаемых частях Света называлось бурей в 10 баллов…

Первыми вестниками весны явились пингвины. В октябре они начали приплывать с севера и шествовали гуськом нескончаемыми линиями, во главе со своими предводителями. Над зимовкой кружились буревестники и чайки-скуа.

Санные партии вернулись, зимовщики готовились к новым походам. Начальник экспедиции объявил: исследование береговой линии — главная задача. С моря сделать это невозможно, все помнят бесплодные попытки «Авроры» подойти к побережью… К середине ноября шесть санных партий — по три человека в каждой — должны быть в пути. Сам Моусон, лейтенант Ниннис и доктор Мерц займутся обследованием наиболее отдаленных районов к востоку от мыса Дэнисон.

Уложено имущество санных партий — от теодолитов и логарифмических таблиц до ворвани для собак и таблеток, помогающих при снежной слепоте. На трое саней партии Моусона погружено около 700 килограммов; взят запас продовольствия на девять недель.

Первую ночь путешественники провели в «пещере Аладина», а на очередном биваке их пять суток держала пурга. 16 ноября выдалась редкостная погода. Простившись с «ближневосточными» партиями, Моусон, Ниннис и Мерц двинулись в глубь неведомой страны.

Медленно, но непрестанно спускаются к океану колоссальные массы льда. Встречая на пути горную гряду или упираясь в другой ледник, мощные пласты вспучиваются и раскалываются, возникают гигантские завалы. Песчинками кажутся люди, пробирающиеся в нагромождениях белых глыб.

Гладкие, утрамбованные ветром ледяные равнины сменяются подъемами по крутому ледяному щиту, пересеченному складками и трещинами. Смерть подстерегает путников в скрытых под снегом пропастях. Как будто ничего угрожающего нет в этом огромном сугробе? Впечатление обманчиво! Белый мост, созданный ветрами, перекинулся через бездну неизмеримой глубины. Упряжкам и людям не раз удавалось счастливо проскочить по снежному мосту, но бывало, что человек проваливался и судорожно хватался за край трещины…

Ночь на 20 ноября путники скоротали у подножья пика Авроры, открытого Мадиганом в недавнем походе, а утром двинулись поперек ледника, названного именем Мерца. Всё чаще встречались зияющие провалы. Сани быстро мчались под уклон. Пришлось остановиться, обмотать полозья веревками.

— Первый раз в жизни путешествую по собственному владению, не зная его пределов, — пошутил Мерц, прокладывающий на лыжах дорогу.

— Да, границы вашего владения пока ещё неведомы, — согласился Моусон. — Мы даже не знаем, какой толщины достигает этот ледник. Есть только признаки, что он сползает по неровному каменистому ложу.

Встретив препятствие, ледник изогнулся складками, растрескался, выпучил ледяные хребты, остроконечные вершины и массивные колонны — сераки. Среди белой пустыни внезапно появлялся темносерый нунатак.

Путешественники видели плоды работы ветров: вылизанные до блеска крутые ледяные склоны и нескончаемые заструги — ряды гребешков затвердевшего снега с глубокими бороздками между ними. 30-километровый путь через ледник Мерца занял три полных дня.

Дальше встретился ещё один ледник, названный именем Нинниса. Оба они длинными языками вытянулись в море на десятки миль.

Моусон шел с воспаленным лицом, у Нинниса были поморожены пальцы, на руке появился нарыв. Лейтенант во сне стонал от боли.

— Какое чудесное облегчение! — воскликнул он, когда начальник экспедиции вскрыл гнойник. — Сегодня отосплюсь за целую неделю…