В ночь на 2 апреля 1900 года берлинский телеграф принял депешу из Новой Зеландии: «Цель экспедиции достигнута, определено местоположение магнитного полюса, на санках проникли до 78°50 . Борхгревинк». Короткое известие о результатах первой зимовки в шестой части Света обошло газеты Петербурга и Лондона, Стокгольма и Парижа, Нью-Йорка и Рима… Люди вспомнили, как матрос-ученый, вступивший на землю Антарктиды, годами боролся за претворение в жизнь плана научных исследований.

Стихии высоких широт показались не столь страшными Борхгревинку, закалившемуся в трехлетней схватке с опаснейшим врагом — равнодушием, грозившим погубить все его замыслы. У общественных организаций богатейших стран Европы не нашлось средств на экспедицию. Британское правительство отклонило просьбу Географического общества предоставить два судна, сославшись на «чрезвычайную сложность намеченной задачи». Начались длительные и тягостные сборы средств среди частных жертвователей и меценатов новой разновидности — антарктической.

В середине февраля 1899 года экспедиция на новейшем парусно-паровом судне «Южный Крест» увидела мыс Адэр и вошла в залив Робертсона.

— Врата в неизвестное будущее, — грустно произнес новозеландский физик Луи Берначчи, глядя на льды и снега, мертвые скалы и узкую прибрежную полосу без единого зеленого ростка.

— Вы приуныли, друзья?! Не к лицу это первым поселенцам шестой части Света! — сказал Борхгревинк.

Путешественники высаживаются на берег: надо выбрать место для зимовки.

— Соседство у вас будет веселое, — заметил Бернгардт Иенсен, капитан «Южного Креста», проходя мимо голосистой пингвиньей колонии и лежбищ, где под полуночным солнцем нежились сонные тюлени.

— Но аромат далеко не приятный, — косясь на кучи зловонного помета, откликнулся Антон Фигнер, первоклассный лыжник-спортсмен, остающийся зимовать с Борхгревинком.

— Идём на вершину?! — предложил английский лейтенант Уильям Колбек, магнитолог будущей зимовки.

Недовольные появлением людей, с криком вьются буревестники и чайки.

Один за другим путешественники взбираются по склонам. Светло. Не слишком холодно, а на крутизне даже жарко. Кругом лёд, снег, скалы и море, а на вершине мыса Адэр — горсточка смелых людей, которые остаются жить в фантастическом уголке первозданной природы…

Незаметно бегут дни. Из прочных бревен выстроен небольшой дом с плоской крышей. Стены обиты толстым картоном и тюленьими шкурами. Окна с двойными стеклами выходят на запад. Все двери открываются внутрь, иначе при снежных заносах не выбраться.

«Южный Крест» уходит.

— В Австралии, конечно, заинтересуются названием вашего поселка, а я и не знаю, что сказать, — говорит капитан Иенсен, прощаясь с зимовщиками.

— Хотелось бы дать ему имя моей матери — лагерь Ригли, — нерешительно отвечает Борхгревинк.

Все поддерживают его.

— До Нового года, друзья!

Спустя час лишь небольшое пятнышко на горизонте напоминает о «Южном Кресте».

Десять человек стоят на берегу — норвежцы англичане, два финна, новозеландец. Они взволнованны. В эти минуты все их мысли о близких, дорогих. Три тысячи километров до ближайших обитаемых берегов… Голос Борхгревинка прервал тяжелое раздумье:

— Каждый из нас выполнит свой долг!

— Что бы ни случилось, наш подвиг не пропадет бесследно, — говорит Берначчи. — Найдутся смелые люди и продолжат начатое нами. Главное — не падать духом!

В шалашах, построенных близ домов, начались регулярные метеорологические и магнитные наблюдения — первые научные работы на материке. Борхгревинк, Колбек и Антон Фугнер в середине марта ушли с собачьими упряжками разведать местность. До вершины их провожали Берначчи, зоолог Николай Хансон и его ассистент Гуго Эванс.

Возвращаясь в лагерь, они предпочли более короткий, но незнакомый путь, лежавший вдоль глубокой трещины во льду, скрытой под толстым слоем снега. Внезапно белый покров сдвинулся, понес людей. Двое ухватились за скалистый выступ, но Эванс, замыкавший шествие, растерялся и полетел стрелой. Когда он поровнялся с товарищами, Хансон, лежавший плашмя, успел схватить его за полу одежды. Все это произошло буквально в несколько секунд. Тяжело дыша, они поднялись и, осторожно нащупывая дорогу, пошли дальше, но уже в десятке шагов остановились потрясенные: склон обрывался полуторастаметровой отвесной стеной…

— Вот какая участь могла нас постигнуть! — воскликнул Берначчи, оглядывая бездну.

На другой день разразилась буря. Порожние собачьи конуры взлетали в воздух. Ветер разнес в щепки одну из лодок и угнал обломки за сотни метров. Застигнутые внезапным ураганом, люди не могли устоять на ногах и ползком добирались до жилища, едва дыша, почти теряя сознание. Лишь через сутки можно было выйти из дому.

— Вряд ли где-нибудь на земном шаре бывают такие ветры, — сказал Берначчи.

Он не ошибся: тем, кто позднее зимовал в море Росса, выпали тяжкие испытания; однако по сравнению с ураганами Земли Адели, расположенной за несколько сот километров к западу, ветры мыса Адэр оказались сущим пустяком.

Отряд Борхгревинка, переждав бурю под защитой скалы, вернулся в лагерь Ригли.

Близилась антарктическая зима, когда начальник экспедиции с тремя спутниками, захватив двадцать собак и небольшую лодку, отправился исследовать южную часть залива Робертсона.

Сумерки застали путешественников на прибрежном льду. Быстро темнело, надо было немедленно позаботиться о ночлеге. Они увидели небольшую площадку на крутом склоне и кое-как втащили туда сани с грузом, лодку и собак. Установив палатку, окоченевшие люди забрались в меховые спальные мешки.

После полуночи вой ветра и грозный шум бушующего моря подняли всех на ноги. Огромные волны разбивались у подножья скалы, обдавая путешественников пеной и брызгами.

— Подняться выше! — прокричал Борхгревинк.

Метр за метром они карабкались по склону, волоча сани и палатку. Часть провизии и собачьего корма унесло в море.

Целые сутки неистовствовал ураган. Четыре человека, промокшие и изможденные, жались друг к другу на каменистом выступе, безуспешно пытаясь согреться и мечтая о теплом крове. Но как попасть в лагерь? С трех сторон море, покрытое тысячами ледяных обломков, а единственный путь по суше ведет через скалы, доступные лишь тренированным альпинистам. После длительного раздумья Борхгревинк решает: он и Берначчи останутся здесь, а Фугнер и Оле Мюст попробуют на лодочке достигнуть лагеря и вызвать помощь.

— Будьте осторожны, берегитесь, чтобы вас не затерло льдами!..

Страшно смотреть, как маленькая лодка исчезает среди сплошных белых глыб…

Наутро пленники утеса пытаются пробраться берегом. Широкая зияющая трещина заставляет их вернуться. Но прежний путь уже недоступен: начался прилив. Они ползут по обледенелым скалам…

К исходу четвертых суток Борхгревинк увидел в часы отлива двоих людей. Они брели, едва волоча ноги и пошатываясь. Фугнер и Мюст! Осунувшиеся, грязные, посиневшие. Лодку, конечно, зажало, но они как-то ухитрились пробиться к берегу, где убили тюленя. Подбрасывая в огонь куски тюленьего жира, Фугнер и Мюст обогревались и сушили одежду.

Но что же делать? Каждый день уносит силы, надо действовать, пока они совсем не иссякли. Путь один — через горы. Это рискованно, невыразимо трудно, но всё же лучше, чем медленное умирание на опостылевшей скале. Вновь забушевал ураган, и лишь через сутки отряд смог двинуться.

Они взбирались всё выше, срываясь на ледяной круче, поддерживая один другого и с содроганием думая, что внезапная буря принесет им гибель. К ночи удалось одолеть каких-нибудь полтораста метров. Они остановились на четверть часа перед самым крутым подъемом, чтобы собрать остатки сил.

Высота 1500 метров. Путь к вершине кажется нескончаемым. Но ещё немного, и они будут там, где друзья, кров, тепло и пища, отдых исстрадавшемуся телу. Люди борются за каждый метр, пробираются на четвереньках, разбивают ледяные гребни остроконечными железными палками…