21 ноября, через месяц после выступления из «Фрамхейма», норвежский отряд взобрался на плато Хокона VII. Высота 3000 метров. Астрономическое определение показало 85°36 широты. Пришел час, заранее назначенный начальником экспедиции. Загремели частые выстрелы. Двадцать четыре собаки закончили свою жизнь. Десятки килограммов мяса остались на новом складе, названном Амундсеном «бойней».

Спустя неделю отряд оказался далеко за 86-й параллелью. Плато постепенно снижалось. Высшая точка подъема осталась позади. Амундсен спешил, подгоняемый тревожной мыслью об англичанах; он не знал, что Скотт отстал от него на 450 километров.

Связавшись альпийской веревкой, норвежцы вступили на ледник. Сгустился туман. Амундсен и Хассель шли впереди, нащупывая дорогу длинными лыжами.

— Какой-то лабиринт пропастей и трещин! — сказал Хассель. — Не переждать ли нам?

— Только вперед! — крикнул Амундсен.

Но через несколько минут он приказал ставить палатку. Туман приподнялся, и норвежцы увидели ледяной хаос.

— Можно подумать, будто здесь сражались исполины, применяя ледяные глыбы в качестве метательных снарядов, — сказал Амундсен. — Пропасть на пропасти, глыбы на глыбах, ступить некуда! Чортов ледник! А этот удивительный портал в ледяном хребте — поистине ворота ада!

Впереди отряд ожидало ещё одно препятствие, которому Амундсен не смог подобрать более подходящего названия, чем «Чортов танцевальный зал».

Он залез в палатку, насупился: «Дорого бы я дал, чтобы узнать: где сейчас Скотт?»

Англичане к концу ноября одолели лишь треть пути. Весь месяц прошел в изнурительном труде, борьбе со смертельной опасностью, яростной пургой и морозами. Казалось, конца не будет шельфовому леднику Росса. Только 28 ноября они пересекли 82-ю параллель. Поздним вечером на западе открылась трехглавая гора Маркем. После однообразия белой пустыни отрадно было задержать взор на темнеющих склонах.

В глубоком снегу лошади вконец обессилели. Что ни день, одна из них идет на корм собакам. Сытые упряжки бегут достаточно резво, но скоро их паек придется резко ограничить. А впереди Бирдморский ледник, где на долю отряда Шеклтона выпало столько страданий и бед!.. Как жестоко преследует непогода! В ночь на 5 декабря вновь залютовала пурга. Ветер с воем гнал клубящиеся тучи снежной пыли. Сугробы поднялись выше палаток. Снежная стена, сооруженная путешественниками, не защитила жалких кляч, — только голова, костистая спина и обледенелый хвост торчат из снега. В двух шагах ничего не видно.

— Бездна уныния! — говорит Скотт, забираясь в спальный мешок, чтобы в привычном положении поведать свои горести дневнику.

«Ума не приложу, что бы означала такая погода в это время года… Нам уже слишком не везет… Двигаться невозможно, — пишет он, и мысль его вновь обращается к Амундсену. — Есть над чем задуматься, если наша маленькая компания борется против всяких невзгод в одной местности, тогда как другие благополучно двигаются вперед под солнечными лучами. Много значит счастье, удача! Никакая предусмотрительность, никакое умение не могли подготовить нас к такому положению. Будь мы вдесятеро опытнее или увереннее в наших целях, мы и тогда не могли бы ожидать таких ударов судьбы». Пурга задержала англичан на четверо суток. «Скверно, невыразимо скверно, — записывает Скотт. — Мы стоим лагерем в «Бездне уныния»… Температура воздуха дошла до плюс 1°. В палатке все промокло… Снег поднимается все выше и выше вокруг палаток, саней и лошадей. Последние жалки донельзя. О, это ужасно!..»

Можно ли было ждать такой беды в декабре, считающемся лучшим месяцем для путешествия в глубь материка!.. Лишь утром 9 декабря отряд снова двинулся. Без отдыха, без еды, измученные пони к вечеру добрели до ледника Шеклтона, их силы были исчерпаны до конца, лошади годились только на убой. Последние пони Скотта разделили участь двадцати четырех собак Амундсена на «бойне».

Однако Скотт ошибался, предполагая, что во время пребывания англичан, в «Бездне уныния» их соперники «благополучно двигаются под солнечными лучами». 6 декабря пурга захватила и норвежцев, мириады снежинок ослепляли людей и собак, утопавших в сугробах. Амундсен двинул передовым Хельмера Хансена; каюр заставил собак работать. Пробиваясь вслепую сквозь снег и туман, норвежцы за три дня приблизились к цели на сто с лишним километров и 8 декабря пересекли крайний южный предел земного шара, достигнутый Шеклтоном. Вид у них был ужасный. У Амундсена, Хансена и Вистинга левая сторона лица под ударами пурги превратилась в изъязвленную лепешку, сочившуюся гноем и кровью; нескоро зажили эти раны… Свой лагерь норвежцы разбили под 88°25 . До полюса — 176 километров. Впереди снежная равнина. Путь открыт!

Но что встретят они там? Нетронутую целину? Или же — или?.. Но ведь они шли буквально с рекордной быстротой! И всё же… Норвежцы подозрительно следили за собаками — казалось, будто они принюхиваются в южном направлении, что-то чуют…

Нет, англичане были ещё очень далеко. Скотт старался поддержать бодрое настроение спутников, которых осталось уже немного. 11 декабря он отправил Сесиля Мирза и Дмитрия Герова с собачьими упряжками на базу, дав наказ в условленный срок встретить возвращающуюся полюсную партию.

Транспортных средств больше нет, все зависит от людей. Ни один ещё не выказал слабости, не запросил отдыха. Таща за собой тяжело груженные сани, отряд взбирается на обледенелые хребты, спускается в ущелья и снова набирает высоту.

Пятнадцатое декабря прошло в очередной борьбе с непогодой. Отмечая в дневнике события минувших суток, Скотт записал: «Неужели мало ещё мы натерпелись?» Никакие предчувствия не тревожили его. Быть может, даже мысль об Амундсене волновала меньше обычного. А ведь именно в этот день — 15 декабря — произошло событие, трагически повлиявшее на судьбу английских исследователей.

Руал Амундсен проснулся с чувством взволнованного ожидания великой радости. Сегодня?! Да, сегодня должно свершиться то, чему он в течение двух лет отдавал все силы своего разума, ради чего он и его спутники боролись, страдали, переносили лишения, сознательно рисковали жизнью!.. Он быстро выбрался из спального мешка, глянул в проем палатки. Солнце озаряло безбрежную белую равнину. Ни облачка в небе, ни дуновения ветра. Тишина казалась неправдоподобной. Какое утро! Можно подумать, что полюсные стихии смилостивились и готовы встретить пришельцев с подобающим гостеприимством.

Позавтракали на скорую руку Молчаливо выстроились в обычном порядке: впереди — дежурный разведчик, за ним — Хансен, Вистинг, Бьоланд с упряжками и санями, последним — замыкающий разведчик. Проверили установленный позади каждых саней одометр — прибор в виде колеса со счетчиком, отмечающим пройденное расстояние.

Одно тревожило Амундсена, омрачало его торжество: «А вдруг англичане? Нет, это невозможно… Однако чего не бывает на свете!» Он подошел к Хансену:

— Гляди в оба, Хельмер! Ясно?!

Тот понимающе кивнул.

— Вперед!

Собаки напряглись, рванули. Отряд понесся по белому ковру. Все молчали и лишь изредка обменивались красноречивыми взглядами с товарищами. Вытянув длинную шею, Хансен добросовестно крутил головой: ни одного пятнышка на белизне равнины!.. В полдень Амундсен поднял лыжную палку.

— Стоп! Сколько прошли?

Трое каюров взглянули на одометры.

— Восемь миль! — крикнул Вистинг.

— Восемь! Точно! — подтвердили Хансен и Бьоланд.

89°53 . Осталось семь миль, последние семь! Жаль, что солнце скрылось за облаками, нельзя проверить местонахождение астрономически… Амундсен взял с саней темный лагерный флаг и воткнул древко в снег.

— Вперед!

Каюры всё чаще поглядывали на счетчик одометра. Было 3 часа пополудни, когда они дружно закричали:

— Стоп!

— Неужели приехали? — наивно спросил замыкающий Хассель.

Полюс! Правда, не тот, к которому Амундсен стремился ещё подростком, не Северный, а противоположный — Южный. Но ведь никаких указателей, что он именно здесь, где-то рядом, никто не приготовил. Быть может, отряд немного ошибся, не дошел какой-нибудь километр или два? На всякий случай завтра надо обойти это место, описать круг диаметром 10 миль, тогда совесть будет совершенно чиста…