— Помню хорошо.
— А ведомо вам, что говорил Иван Федорович Крузенштерн, славный мореплаватель российский? Путешествие, единственно предпринимаемое к обогащению познаний, имеет, конечно, увенчаться признательностью и удивлением потомства… Запомните, мичман!
Лазарев взглянул на карту Южного полушария, прочерченную пунктирной линией маршрута экспедиции, перевел глаза на полюс, окруженный голубизной водных просторов, и тихо сказал:
— Шестой континент… Великая тайна! Безмерных трудов, доблести и мужества требует… И будут наши русачки бороться, доколе не изведают сей страны. Верю, есть земли заполярные, там и рождаются ледяные горы, что грозят нам пуще ядер неприятельских… Ну, а Кука читайте — описание оное на пользу, однакож всему не доверяйтесь.
Двигаясь на восток, участники экспедиции получали новые доказательства существования Южного материка — и не где-нибудь «за тридевять земель», у неприступного полюса, как допускал Кук, а в непосредственной близости. Об этом напоминали птицы, кружившиеся над шлюпами, и огромные скопления айсбергов.
— Сии ледяные громады от собственной своей тяжести или по другим физическим причинам отделились от матерого берега, — сказал Беллинсгаузен за обедом. — Сделаем новое покушение достигнуть берега, каковой, полагаю, недалече.
Шлюпы вторично пересекли Полярный круг и оказались далеко за 69-й параллелью. Меньше тридцати миль оставалось до побережья Антарктиды, скрытого за густой снежной завесой.
Дождавшись перерыва в неистовой работе пурги, Беллинсгаузен приказал остановиться и пополнить запасы пресной воды.
— Вот и ледяные горы пригодились, — сказал Иван Михайлович Симонов, наблюдая за катером и яликами, которые неслись к ледяной стене айсберга, поднимавшейся на 60 метров.
Обогнув её, гребцы пристали к пологому склону и, пересмеиваясь, пытались вскарабкаться на него.
— Опасно, Иван Иванович, прикажите вернуться и вызовите канониров, — распорядился начальник экспедиции.
Грохот пушечных выстрелов пронесся над морем. Ядра ударили в айсберг, и огромные глыбы рухнули в воду.
— Теперь нашим матросам проще ледок добыть, — сказал Беллинсгаузен.
Катер и ялики вновь помчались к ледяным обломкам.
«Кололи лед для пресной воды, и тут мы набили 30-ть бочек, и прекрасная вода», — отметил вечером в «Памитнике» Егор Киселев. Это была его последняя январская запись, а следующую он сделал, когда корабли вновь находились за 69-й параллелью: «Пришли к ледяным полям, где превысокие ледяные горы возле самого полюса…»
Так воспринял матрос Киселев знаменательное событие, о котором спустя несколько недель Беллинсгаузен писал в предварительном донесении морскому министерству из Австралии: «…За ледяными полями виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжается по мере нашего зрения подобно берегу».
На кораблях никто не сомневался, что это окраина материка. Новосильский с жаром говорил:
— Множество полярных птиц, что вьются над шлюпом, разве не доказательство близости берега?!
Русские исследователи снова достигли Южного материка — на этот раз у побережья, носящего ныне название Берега принцессы Ранхильды.
Через полторы недели экспедиция в третий раз пересекла Полярный круг и приблизилась к берегам Антарктиды, получившим позднее наименование Земли Эндерби.
Вновь забушевал шторм. На «Мирном» зажигали сигнальные огни, палили из пушек, чтобы подать весть «Востоку», но там ничего не видели и не слышали. Это была ужасная, опаснейшая ночь. Сдав вахту и отогревшись, Новосильский записал в дневник: «Волны поднимались, как горы, шлюп то возносился на вершины их, то бросаем был в водяные пропасти… Временами мелькали в темноте, как привидения, ледяные громады… Наши родные и друзья, верно, не подозревают, какую бедственную ночь мы проводим под Южным полюсом…»
«Небо горит!»
В каюту, где помещались профессор Симонов и художник Михайлов, вбежал штаб-лекарь Яков Берх:
— Какая на небе красота неописуемая!
— Полярное сияние?! — воскликнул астроном. — Берите, Павел Николаевич, свои рисовальные принадлежности и скорее наверх!..
Вся команда высыпала на палубу.
— Небо горит!..
Южная сторона небосвода словно пылала, залитая сияющими и колеблющимися потоками света. Он растекался, как река в половодье, но вдруг собирался воедино, чтобы тотчас снова заполнить весь горизонт.
— Чудесное, фантастическое зрелище! — восхищался Симонов. — Никакими словами не описать северное сияние…
— Оговорились, уважаемый Иван Михайлович: не северное, а южное, — поправил Завадовский.
Небо полыхало радужными расцветками. Три величественных световых столба пламенели и переливались трепетными огнями — светлорозовым, бледнозеленьш, фиолетовым. Временами столбы превращались в пылающую дугу, и она играла световыми кистями. Внезапно дуга исчезала, и опять возникали столбы — уже иной, ещё более прекрасной расцветки.
— Смолоду приходилось видеть, как небо на севере горит, а нынче и в другом краю света узрел, — с благоговением произнес парусник Данила Мигалкин, архангельский помор.
— А оно горит и горит… Чудо!
На шканцах офицеры обступили художника Михайлова:
— Как же вы, Павел Николаевич, изобразите сие сказочное великолепие?
— Увы, нет у людей красок, кои могут соперничать с палитрой природы.
А Егор Киселев сидел на своем сундучке и деловито записывал: «Были светлые три столба на небе: со 10-ти часов и до 3-х часов утра стояли род лучей и преудивительные столбы…»
Неведомо, где пребывал на протяжении более ста лет этот дневник. Лишь недавно, перед Великой Отечественной войной, в городе Суздале, близ родной деревни Егора Киселева, среди груды старых книг нашли «Памитник матроза 1-й статьи», и эта тетрадь заняла достойное место в отделе рукописей Всесоюзной библиотеки имени В.И. Ленина…
Уже около трех месяцев русская экспедиция находилась в высоких широтах Южного полушария. Близилась антарктическая зима. 5 марта, находясь под широтой 59°, шлюпы впервые расстались и самостоятельными, почти параллельными курсами пошли к берегам Австралии. Командование экспедиции решило пересечь и обследовать возможно большие пространства Индийского океана, не посещенные ни одним мореплавателем. Курс «Востока» лежал примерно на 3 градуса южнее пути «Мирного». Обогнув побережье Тасмании, Лазарев в начале апреля прибыл в Порт-Джексон (Сидней), где уже почти неделю стоял более быстроходный «Восток».
Период антарктической зимы русские моряки использовали для обследования юго-восточной части Тихого океана. В июне 1820 года «Восток» и «Мирный» подошли к островам Россиян; несколькими годами раньше здесь побывала русская экспедиция на корабле «Рюрик» под командованием лейтенанта О.Е. Коцебу. Беллинсгаузен и Лазарев открыли в этом архипелаге пятнадцать островов и дали им имена Кутузова, Румянцева, Ермолова, Барклая-де-Толли, Милорадовича, Крузенштерна, Чичагова и других видных военных деятелей. На обратном пути были открыты острова Симонова, Михайлова и несколько других. Не в пример многим своим предшественникам, русские моряки с исключительной гуманностью относились к островитянам, ни разу не применили оружия и не имели ни одной стычки.
Вернувшись в Сидней, экспедиция начала готовиться к новому антарктическому походу. «Восток» и «Мирный» уже описали полукруг в высоких широтах Атлантического и Индийского океанов; оставалось исследовать области Тихого океана за 60-й параллелью и замкнуть кольцо антарктического кругосветного путешествия.
