Все трое крепко сдружились. Умный, находчивый, великодушный Мерц, страстный путешественник и спортсмен, давно стал любимцем экспедиции. Ни одного упрека не мог сделать Моусон и юному великану Ниннису, всегда веселому, жизнерадостному, готовому притти на выручку товарищам.
Месяц миновал, как партия покинула Главную базу. Теперь они шли с двумя санями, куда сложили все свои грузы. Ярко светило декабрьское солнце, дул легкий ветер, термометр показывал лишь минус 6°. Всё радовало людей, завершавших последний этап далекого пути на восток через нехоженую область, названную впоследствии Землей короля Георга V.
Впереди бежал на лыжах Мерц, что-то напевая. Обрывки песни временами доносились до Моусона и Нинниса, следовавших один за другим.
Было после полудня, когда Мерц остановился и предостерегающе поднял вверх лыжную палку: «Внимание!»
Моусон со своей упряжкой неспеша приближался к сомнительному месту. Вероятно, трещина? Но откуда ей взяться на этой совершенно ровной и гладкой поверхности?.. Ну, конечно, ничего страшного!.. Моусон вскочил в сани и, несколько изменив направление, стал записывать в блокнот результаты последнего определения широты… Всё складывается удачно, они проникли в глубь страны. Отсюда не так-то далеко до Земли Виктории, памятной по путешествию к магнитному полюсу… А хорошо работает вся упряжка, кроме Джорджа… Ох, уж этот ленивец Джордж!.. Что это?! Ощущение такое, будто снег под санями поддался… Трещина! Надо предупредить Нинниса…
— Осторожно! — крикнул ему Моусон.
Ниннис, быстро шагавший подле задних саней, замахнулся на собак, побуждая их проехать это место напрямик, а не по диагонали, как сделал начальник экспедиции. Донеслось жалобное повизгивание. «Джордж тоже получит от меня взбучку!» — подумал Моусон. Он поднял голову и увидел Мерца, стоящего к нему лицом. Пораженный его тревожным выражением, Моусон обернулся. Где же Ниннис со своими санями?!
Моусон и Мерц бросились назад и, к своему ужасу, увидели зияющий провал трехметровой ширины. Значит, здесь был снежный мост, и он проломился?!
Люди склонились над темной пропастью.
— Хэлло, Ниннис! Хэлло! Ниннис!..
Ни звука в ответ, ни стона… Вдруг послышался раздирающий душу визг. В глубине бездны, метров за пятьдесят от поверхности, Моусон и Мерц разглядели выступ, а на нём — двух собак. Одна лежала недвижимо, другая, видимо с переломленным позвоночником, пыталась приподняться на передние лапы. Подле собак виднелись остатки палатки и мешок с продовольствием.
Связавшись альпийской веревкой, Моусон и Мерц подползли к самому краю. Они кричали в темноту пропасти. Быть может, Ниннис ещё жив? Быть может, он временно потерял сознание? Бездна молчала, мертвящим холодом веяло из глубины. Умолкла собака на выступе. Чтобы достигнуть его, нехватало веревки. На рыболовной леске спустили туда лот. Снова принялись кричать. Ни движения, ни отзвука. Тишина. Мрак ледяной могилы…
На высоте «428» безмолвно стояли два человека. Более 500 километров отделяло их от базы. Это была крайняя точка, достигнутая Дальней восточной партией: 69° широты, 152° в.д.
Ужасен был обратный путь. Осталось шесть заморенных собак, десятидневный запас продовольствия и немного одежды. Все остальное поглотила ледяная бездна… Через две недели Моусон и Мерц лишились упряжки. Ленивец «Джордж» первым пошел в пищу людям и собакам, такая же участь постигла «Джонсона», «Мэри», «Хальдена», «Павлову» и, наконец, преданного работягу «Имбиря», помогавшего везти сани, пока силы не покинули его.
Ночами Моусона посещали видения. Во сне он обходил роскошные гастрономические и кондитерские магазины, покупал гигантские торты таких размеров, что невозможно было обхватить руками, усаживался за ресторанный столик и заказывал самые соблазнительные блюда. Просыпался с горьким чувством: «Опять не удалось схватить пищу зубами!..»
Состояние Мерца резко ухудшилось: у него появились признаки дизентерии. В бурю, облепленные снегом, они едва влачились, спотыкаясь о невидимые заструги. Падали. Поднимались. Снова брели, таща сани с остатками жалкого скарба. И опять валились пластом…
Моусон думал: если он останется в живых, то никогда, никогда не забудет эту «встречу Нового года» — тысяча девятьсот тринадцатого… Несчастный Мерц, измотанный болезнью и обмороженный, плелся за товарищем. Они проходили лишь четыре-пять километров в сутки. Разразившийся ураган загнал их в спальные мешки. Это был отдых. Но они понимали, что любая задержка приближает конец. Двое суток невозможно было двинуться.
Утром 7 января Мерц потерял сознание, немного погодя он очнулся. Только чудо могло спасти его, но Моусон знал, что чудес не бывает. Он сварил больному остатки какао и суп, Мерц немного поел. Приступы тошноты у него прекратились. Вдруг он начал бредить, но около полуночи затих… Высунув руку из спального мешка, Моусон нащупал лоб товарища. Мерц был мертв.
В порыве отчаяния Моусон бросился на пол палатки. Один!.. В ледяной пустыне, почти за 200 километров от базы, обессиленный, с ничтожными запасами собачьего мяса… Если он и не погибнет от голода, то как в одиночку справится с установкой палатки, когда при ветре это едва удавалось троим здоровым мужчинам?.. Шансы на спасение ничтожны, но раз они есть, надо бороться, надо итти!.. Достигнуть какого-нибудь пункта, который может быть замечен спасательной партией, сложить там гурий и спрятать дневник…
Готовясь в путь, он отобрал лишь самое необходимое. Подержал в руках увесистые пакеты с заснятыми фотопластинками: жаль, конечно, но придется бросить. Он вынес из палатки спальный мешок с телом Мерца, завалил снежными глыбами, установил крест из санных полозьев и побрел.
Двенадцать километров за первые сутки — совсем неплохо! Чуть меньше он прошел за второй день, хотя мучительно страдал, пробираясь по неровному острому льду, резавшему ноги. Вечером вдруг послышались залпы — будто палили из морских орудий: лопался мощный ледник… Несколько раз Моусон проваливался в трещину, но счастье сопутствовало ему.
Длительное голодание сказывалось. Гноились пальцы рук, на лице и теле выступили фурункулы, с ног сползала кожа, выпадали волосы.
К исходу восемнадцатых суток, бредя в пургу, Моусон наткнулся на гурий. Через минуту он держал в дрожащих руках мешок с провизией и записку, вынутую из жестянки. Его ищут! Вышла спасательная партия… До «пещеры Аладина» меньше сорока километров… Новости! К Главной базе подошла «Аврора», чтобы забрать зимовщиков… Амундсен достиг полюса… Экспедиция Скотта осталась ещё на год…
Моусон ещё раз перечитал записку. Спасательная партия сложила гурий сегодня утром! Подойди он сюда шестью часами раньше, кончилось бы его одиночество!.. Теперь — за еду, только не жадничать! Подкрепить силы, поесть умеренно, но вдоволь…
Окрыленный, он прошел в этот день 26 километров. Под конец, на скользком склоне, полз…
1 февраля Моусон достиг «пещеры Аладина». Всё было как в сказке: кристальный грот, призрачный свет и… три апельсина, ананас!.. Ураган задержал его в пещере на целую неделю. Только 8 февраля он смог тронуться в дорогу.
До дому остается километра три, но «Авроры» не видно. Быть может, она скрыта за утесом?.. Темное пятнышко на западном горизонте привлекло его внимание. Судно! «Аврора» ушла к Уайлду, захватив зимовщиков?!
Показались знакомые скалы, Лодочная бухта… Там люди, люди, — значит, он не одинок!.. Или всё это сон?..
Механик Бикертон первый завидел странное существо, с непонятной медлительностью спускающееся по склону. Это, конечно, человек — тюлени по горам не путешествуют… Но почему он один и ковыляет, сгорбившись, будто на плечах его тяжелая ноша?.. Где же двое других? Бикертон крикнул товарищам и понесся навстречу.
— Здравствуйте! — проговорил запыхавшийся механик, тщетно пытаясь распознать: кто же этот страшный, бородатый, болезненно исхудалый человек?..
— Вы не узнаете меня, Бикертон?.. Я Дуглас Моусон…
Подбежали Мадиган, Годжмен, Мак-Лин… Моусон был растроган: пять человек остались на вторую зимовку в проклятой стране, чтобы искать исчезнувшую Дальнюю восточную партию. Кто же этот — шестой? А, Джефриз, радист с «Авроры»… Что, захотелось изведать приключений? Ну, в этом здесь недостатка нет…
