Расставаться было очень грустно, и Ринтын не мог себе представить, как это вдруг Саши не будет с ними.

Кайон наставлял Сашу, как вести себя в чукотских стойбищах:

— Ты начитался в книгах, что чукчи, здороваясь, говорят «етти». Но ты послушай меня внимательно. Если захочешь завоевать доверие чукчей, не говори так. Слово «етти» заключает в себе вопрос: ты пришел? Ты должен дождаться его от чукчи и уже в ответ говорить «ии», что значит «да». Если ты зашел в ярангу и тебя не приглашают принять участие в еде, не обижайся. Если ты голоден — садись и ешь вместе со всеми, а если нет — твое дело. Самое главное — не лезь со своими советами, подожди, когда тебя спросят. Если ты сидишь в комнате и к тебе приходит посетитель, ты, как хозяин, должен его приветствовать, а не ждать, когда он поздоровается. Будь попроще, и тогда у тебя не будет недостатка в помощниках. Понял?

— Понял, — серьезно ответил Саша.

Под окном кто-то прошел. Саша вскочил на ноги и торопливо сказал:

— Ребята, мне пора идти.

— Куда тебе торопиться? — попытался удержать его Ринтын.

Но Саша уже нахлобучил на голову кепку.

— Вместе пойдем, — сказал Кайон, — надо же человеку отдохнуть перед дорогой.

Саша с виноватым видом остановился у двери и тихо произнес:

— Вы уж извините меня, ребята, я не домой…

Когда захлопнулась за ним дверь, Ринтын и Кайон недоумевающе поглядели друг на друга.

На востоке первые лучи солнца освещали край большого облака, висевшего над горизонтом. На улицах никого не было, и лишь в сторону лимана удалялись две фигурки — Саша Гольцев и девушка.

— Когда он успел? — как бы про себя сказал Кайон. — Такой тихий…

Ребята невольно последовали за Сашей и, когда обогнули поселковую столовую, остановились как вкопанные. То, что они увидели, заставило их поспешно повернуть обратно. Уже шагая по мосту через речку Афонку, Кайон значительно произнес:

— Целовались!

На душе у Ринтына стало как-то тревожно: он понял, что становится взрослым.

Провожать Сашу Гольцева собралось почти все педагогическое училище. Саша с большим фанерным чемоданом, сделанным в училищной столярной мастерской, держался с достоинством. С солидным видом подавал каждому руку и благодарил за добрые пожелания.

Филипп Филиппович обнял его и похлопал по спине, директор произнес небольшую напутственную речь.

Тамара Вогулова быстро чмокнула Сашу в щеку и покраснела. Ринтын и Кайон невольно искали глазами вчерашнюю девушку, но ее как будто здесь не было.

Когда Саша подошел попрощаться с друзьями, Ринтын шепотом спросил его:

— А где же вчерашняя?

— Разве ты с ней не попрощаешься? — с укоризной спросил Кайон.

— Я уже с ней попрощался, — ответил Саша.

— Ты бы все-таки назвал ее, — сказал Ринтын, — может, что-нибудь ей будет надо, так мы поможем.

— Не давайте никому в обиду Тамару Вогулову. Люблю я ее, и она меня любит. Так уж получилось, — как бы извиняясь, сказал Саша.

— Да, — коротко произнес Кайон, — так уж получилось…

Саша крепко пожал друзьям руки и прыгнул в лодку. Затарахтел мотор, лодка отчалила и, развернувшись, направилась к почтовому сейнеру «Лахтак», готовившемуся начать первый рейс в северные районы Чукотского полуострова. Саша стоял в лодке и махал кепкой. Ринтын увидел, как Тамара медленно стянула с головы синий берет и помахала вслед лодке, которая уже огибала сейнер.

Грустно расходились с берега провожающие. Близилось время, когда вот так, один за другим уедут все выпускники. Каждый пойдет по избранному пути, и распадется товарищество, скрепленное нелегкой борьбой за знания. Пройдут многие годы, и встретятся солидные дяди и тети, давно позабывшие юношеские имена, но все же главным в их воспоминаниях будут эти годы, проведенные в Въэнском педагогическом училище.

Наступили горячие экзаменационные дни. Саша Гольцев уже сообщил, что аттестовал учеников и теперь принимается за ремонт школьного здания. Письма были восторженные. Он описывал охоту на моржа, многотысячные птичьи базары, незаходящее солнце. Но это было лето, за которым неизбежно следовала пуржистая и морозная зима, новое дело — обучение грамоте детей охотников и оленеводов, в языке которых только что появились слова, обозначающие бумагу, карандаш, читать, писать.

Ринтын волновался за своего товарища. Он знал, что дух Саши Гольцева выдержит, но расшатанное жестокой блокадой здоровье могло подвести. И Ринтын написал Саше письмо, в которое постарался вложить всю свою любовь к другу.

"Ты, Саша, самое главное, следи за своим здоровьем. Не думай, что если человек живет на Севере, так он должен бегать голым по снегу. Мы, люди Севера, как никто, ценим и любим тепло. Ты внимательно присмотрись, сколько делается для того, чтобы сохранить драгоценное тепло в яранге, не дать морозу добраться до тела. Закажи себе меховую одежду. Зимой не бойся есть мороженое мясо, но после этого обязательно пей горячего чаю столько, сколько влезет в твой желудок. Не будь гордым и перенимай все полезное, что увидишь в стойбище. Еще раз прошу, береги свое здоровье. Не пренебрегай в торбазах мягкой стелькой из сухой травы, а на ночь выворачивай чижи на левую сторону.

Скоро сдаем последний экзамен, потом получим дипломы. Кайон и я пока не потеряли ни одного шанса, чтобы поехать в Ленинград. Посмотрим, что покажет последний экзамен. Видимо, придется некоторое время пожить в Въэне, так как еще не скоро будет пароход в сторону Владивостока. Василий Гаврилович предлагает поработать перед отъездом в редакции, поездить по рыбным участкам. По всей вероятности, соглашусь. Большой привет от Кайона и Т.В.".

Через несколько дней после выпускного вечера Ринтын зашел в редакцию.

— Здравствуйте, Анатолий Федорович, — с улыбкой обратился к нему Василий Гаврилович. — Сердечно поздравляю вас с успешным окончанием среднего учебного заведения и желаю не менее успешно завершить образование в высшем учебном заведении, именуемом Ленинградским университетом!

Ринтын поблагодарил Василия Гавриловича.

— А теперь к делу, — сказал редактор. — Хочешь съездить недельки на две на Морскую базу? Там большой рыбоприемный пункт, много молодежи, рыболовецкие суда. Словом, есть о чем писать. Согласен?

Немного помедлив, Ринтын ответил;

— Я согласен, только одно меня беспокоит…

— Знаю, знаю, — перебил его редактор, — что без тебя пароход уйдет во Владивосток. Но этого не случится, будь уверен. Пароходы в обратную сторону пойдут не раньше первой половины августа, так что в твоем распоряжении еще целый месяц. Чем без толку болтаться, лучше использовать это время с пользой для себя и для дела. Деньги, которые ты заработаешь, нисколько тебе не повредят. Студенту они очень нужны. На собственной шкуре это испытал. Ну так что? Выписывать командировку?

И Ринтына временно зачислили на должность разъездного корреспондента и выписали ему командировку сроком на двадцать дней на Морскую базу.

…Тупорылая самоходная баржа, ныряя в волнах, плыла на Морскую базу. На пассажиров летели крупные брызги. Единственное спасение — укрыться под большим брезентом, которым был накрыт груз.

Под брезентом было душно. Рядом с Ринтыном, почти вплотную к нему, на мешках с мукой полулежала молодая женщина.

Сквозь мокрый брезент пробивался тусклый зеленоватый свет, в складках перекатывались лужицы морской воды. Женщина прямо смотрела на Ринтына. Ее лицо была так близко, что Ринтын отчетливо видел пушок на ее верхней губе. От смущения от отвел в сторону глаза и тут же услышал ее голос:

— Вы работаете на Морской базе?

— Нет; — ответил Ринтын, — еду в командировку.

— А вы были там раньше? — не унималась женщина.

— Зимой ездил.

— Хорошее место?

— Лучше места для зимней охоты на нерпу нет.

— Вы меня извините, что я так настойчиво расспрашиваю вас, — сказала женщина и ближе пододвинулась к Ринтыну. — Я впервые еду так далеко. Мой муж работает на Морской базе капитаном сейнера. И вообще я первый раз на Чукотке. Боялась сюда ехать. Говорили, что здесь бродят белые медведи, холодище и чуть ли не круглый год полярная ночь… Простите меня, вы сами чукча?