Большая сумма заработанных денег позволила Ринтыну увереннее чувствовать себя. Каждый день он ходил в магазин и приносил большие свертки покупок. Теркинто ругал его, грозил отобрать деньги.

Однажды Ринтын встретил возле магазина Кикиру. Потомок жироваров был навеселе и нетвердо держался на ногах.

— Здорово, маляр, — радушно приветствовал он Ринтына. — Много заработал денег?

Когда Ринтын назвал сумму, Кикиру вытаращил глаза и с восхищением сказал:

— Молодец! Значит, мои советы не пропали даром. Сколько раз просил прибавку?

— Ни разу, — ответил Ринтын, — сами так заплатили.

— Какомэй! — не сдержал возгласа удивления Кикиру. — Не могут они без просьбы столько заплатить. Я их знаю. Такие скупые люди, даром что им доверили газету делать.

Кикиру постоял в нерешительности, снял шапку и крепко почесал голову.

Ринтын ждал: этот жест означал, что Кикиру хочет еще что-то сказать.

— Значит, заработал денег, — продолжал Кикиру, — это хорошо. Человек с деньгами чувствует в себе силу, а без денег он вроде как бы больной и слабый. Всякий его может обидеть. А ты, значит, заработал денег…

— Я могу и вам дать, — догадался, наконец, Ринтын.

Кикиру строго посмотрел на него и наставительно произнес:

— Заработанное не следует раздавать направо и налево. Но если чувствуешь ко мне благодарность за то, что я подсказал, где можно заработать, так и быть, одолжи мне малость… На сто граммов.

Ринтын дал Кикиру гораздо больше, чем тот просил. Не считая, Кикиру сунул деньги в карман и вошел в магазин.

Большой заработок сбил с толку Ринтына. Он теперь думал, что деньги заработать ничего не стоит, и, скоро все растратив, стал снова снабжать кытрынцев водой. Работу он делил с Кикиру и получал гораздо меньше, чем раньше. Бывали дни, когда на заработанные деньги он мог купить только немного хлеба…

— Мы с тобой завтра пойдем к заведующему районным отделом народного образования, — сказал однажды вечером

Теркинто.

Заведующий оказался высоким худощавым человеком. Он сидел за простым деревянным столом, заваленным бумагами, и неистово курил большую самокрутку.

Он внимательно просмотрел свидетельство Ринтына об окончании Улакской семилетней школы и прищелкнул языком:

— Вот как раз нам тебя и не хватает. Пришла разнарядка — отправить в Въэнское педагогическое училище восемь человек. Семеро уже уехали, а одного мы найти не могли. Отметки у тебя все отличные, так что тебя примут без вступительных экзаменов. Деньги на проезд можешь получить завтра.

— Я не поеду в Въэн, — твердо проговорил Ринтын, — я еду в Ленинград, в университет. И никуда больше.

— Чудак ты, — спокойно ответил заведующий отделом народного образования, — до Ленинграда далеко, а до Въэна рукой подать. К тому же в Ленинград ты при всем желании в этом году не попадешь. Времени уже мало осталось. — И заведующий обратился к Теркинто: — Попробуйте его уговорить.

— Бесполезно, — махнул рукой милиционер.

Они молча шли домой. Теркинто впереди, а Ринтын немного позади.

В последние дни Ринтын чувствовал себя совсем неловко. Он, правда, хорошо понимал, что брат и в мыслях не имеет ничего против него. Доведись Ринтыну жить с ними так целый год, Теркинто ничего не скажет. Но ему самому было неприятно сидеть у брата на шее. Ринтын днями рыскал по поселку в поисках работы и старался возвращаться домой уже после того, как Теркинто с женой поели. Но для него всегда был оставлен обед, и на его заверения, что сыт, Теркинто ворчал:

— Кого захотел обмануть! Милиционера!

Несколько раз Ринтыну в голову приходила мысль, что он напрасно отказался от работы в типографии и так необдуманно отверг предложение поехать в педагогическое училище. Но гордость не позволяла исправить ошибку.

Из бухты Гуврэль пришла маленькая шхуна «Чукотка». Она привезла груз и отправилась на север, в Колючинскую губу.

— Когда шхуна пойдет обратно в Гуврэль, быть может, я тебя посажу на нее, — пообещал Теркинто.

Шхуна привезла груз для районного отделения милиции, и несколько дней Ринтын был занят переноской тюков и мешков в маленький склад. После работы Ринтын приходил домой и, пока в комнате никого не было, принимался за чтение. Книги он брал в районной библиотеке на абонемент Теркинто.

На этот раз он читал книгу Шейнина "Военная тайна". Он был захвачен хитроумными делами советских разведчиков и не заметил, как кто-то вошел в комнату. Стукнула дверь, и только тогда Ринтын обернулся. Перед ним стоял человек в темно-зеленом мундире, сверкающем двумя рядами блестящих пуговиц. На плечах красовались малиновые погоны. Широкий кожаный ремень с медной пряжкой перетягивал живот. Красный кант обрисовывал линию галифе. На голове лихо сидела фуражка с блестящим лакированным козырьком. Но ярче всех пуговиц и погон сияло лицо вошедшего. Это был Теркинто. Ринтын узнал его не сразу: так изменила брата новая форма.

— Ну как? — спросил Теркинто, пытаясь рассмотреть в осколке зеркала свое отражение. Но зеркальце было слишком мало.

— Придется покупать большое зеркало, — весело сказал он.

Ринтын не мог оторвать взгляда от Теркинто. Он на миг представил себя в такой форме и почувствовал острую зависть.

Как будто прочитав мысли Ринтына, Теркинто спросил:

— Хотелось бы тебе быть милиционером и носить такую форму?

Ринтын покраснел.

— Вижу — хочешь, — сказал Теркинто, — милицию не подведешь?

Он снял с погона невидимую пушинку и строго произнес:

— Поговорю с моим начальником. Нам нужны национальные кадры. Служба в органах милиции дело трудное и почетное. Не всякого могут взять. Но я за тебя похлопочу.

Ринтын поблагодарил брата.

…В доме районного отделения милиции было тихо, как в больнице. Вдоль длинного коридора все двери были обиты черным дерматином. Теркинто постучал в одну из дверей и, услышав ответ, втолкнул Ринтына в комнату.

Начальник милиции сидел в глубине комнаты и смотрел в окно. Оно выходило на море, и отсюда хорошо были видны волны, бегущие по заливу. Дул сильный ветер.

Теркинто подвел Ринтына к столу. Начальник, оторвав взгляд от окна, повернулся к Ринтыну. Лицо его оказалось совсем не таким суровым, как, по мнению Ринтына, должен был выглядеть начальник милиции.

— Придется объявлять аврал, — сказал он Теркинто. — Уголь может смыть… Присаживайтесь, молодой человек, — показал он на большой кожаный черный диван.

Ринтын присел на краешек.

— Значит, твердо решил вступить в ряды советской милиции? — спросил начальник.

Ринтын кивнул головой. Он очень волновался и боялся заговорить: как бы не задрожал голос.

— Хорошо, — продолжал начальник милиции, — это доброе намерение. Но должен предупредить — работа ответственная и нелегкая. Справитесь?

Ринтын молча кивнул головой.

Начальник взял со стола большой лист бумаги и протянул Ринтыну.

— Заполните анкету.

Ринтын схватил бумагу и рванулся к двери.

— Можете заполнять здесь, — остановил его голос начальника, — вон за тот столик садитесь.

Ринтын просидел больше получаса, отвечая на каверзные анкетные вопросы, касающиеся не столько самого Ринтына, сколько деятельности его родственников. Легче было написать в школе диктант, чем заполнить этот лист.

Начальник милиции взял бумагу и стал внимательно ее читать. Вдруг лицо его омрачилось. У Ринтына похолодело в груди. Начальник положил анкету на стол и посмотрел на Ринтына.

— Да, брат, ты еще молод для милицейской службы, — сказал он, — а на вид этого не скажешь. Очень жаль. Подождем два года, и тогда обязательно примем в милицию.

Ринтын почти не слушал его. Сердце билось часто-часто: значит, можно будет продолжать путь в Ленинград.

Непогода продолжалась три дня. Затем установились тихие, теплые дни. Ринтын, как обычно, бродил по поселку. От луж шел пар. Курились паром и стены домов, напитавшиеся влагой. Возле редакции газеты Ринтын остановился в изумлении. От его побелки на стенах остались лишь редкие бледные потеки. В некоторых местах даже обвалилась штукатурка.