Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Оказалось, что он больше ничего не собирался сказать. Он сошел с трибуны вспотевший, хотя стоял на ней всего лишь несколько минут.

В школе все классы были открыты. Колхозный клуб не мог вместить всех желающих. В большом зале танцевали, в классах пели песни.

Наум Соломонович, яростный противник продажи спиртных напитков, на этот раз изменил своему правилу.

От вина веселье еще больше разыгралось. Смех и песни продолжались до полуночи. Самые отъявленные забияки, готовые лезть в драку после первой же рюмки, были на редкость добродушны и целовались друг с другом.

Поздно вечером с полярной станции принесли телеграмму. Она была от Анатолия Федоровича и Лены с поздравлениями по поводу победы.

Ринтын несколько раз перечитал телеграмму и долго не мог заснуть.

55

В то лето, казалось, весь Улак готов был тронуться с места. Уезжали многие учителя, приехавшие по контракту на трехлетний срок, а проведшие здесь по шесть и больше лет. Пекарь дядя Павел со всей семьей перебирался на новое местожительство в бухту Гуврэль. Уезжал дядя Кмоль с женой Рытлиной работать в райисполкоме.

Все отъезжающие ожидали прихода буксирного парохода «Водопьянов», который должен был привезти в Улак бригаду строителей на достройку здания интерната и захватить с собой пассажиров.

Ринтын решил остаться в Улаке. Сначала дядя Кмоль попытался его отговорить.

— Я не хочу уходить из нашей школы, — возражал на дядины доводы Ринтын. — Ведь остался всего лишь один год. А на новом месте и без меня у вас будет много хлопот.

— Тогда договоримся вот как, — предложил дядя Кмоль. — Сейчас ты пока остаешься в Улаке. Через месяц начнут строить аэродром недалеко от Кытрына. Там поработаешь до начала школьных занятий. Заработок весь будет твой. Если справишься, тогда можешь возвращаться в Улак и жить самостоятельно. Но в Улаке ты обязательно должен жить в интернате. Интернат — это настоящий дом, не то что наш. Ты в нем будешь не один, получишь навыки, которые пригодятся в дальнейшей жизни.

Ринтын помогал укладываться дяде Кмолю. Снимая со стены портрет Ленина, он уронил на пол спрятанного под портретом домашнего духа.

— А что с этим делать? — спросил Ринтын.

— Я совсем про него забыл, — сказал дядя Кмоль, беря в руки изображение домашнего бога.

Он долго разглядывал его, как будто впервые видел. Кто знает, сколько поколений предков Кмоля бережно сохраняли его, приносили ему жертвы и держали в самом теплом и уютном углу! Дяде Кмолю и в голову не приходило, что бога можно выкинуть. Ведь это просто мирный домашний бог. Но и брать с собой в Кытрын не было никакого смысла: даже в родном Улаке его пришлось прятать, а каково будет в Кытрыне?

Дядя Кмоль повертел бога в руках и тихо сказал Ринтыну:

— Пусть остается дома. Спрячем его под полом: там мягкий мох и тепло.

Отвернув половицу, дядя Кмоль закопал домашнего бога в прелый, остро пахнущий мох.

— Пройдет много лет… — раздумчиво сказал дядя, не отпуская Ринтына. Ты окончишь высшую школу, приедешь в родной Улак. Здесь будет уже совсем иная жизнь. Может быть, в Улаке не будет ни одной яранги и люди не будут знать, что такое домашний бог, которого мы призывали на помощь в трудные времена, когда пурга грозила унести в море наши жилища. Тогда ты вытащишь его из-под пола и он напомнит тебе о прежней жизни…

Тетя Рытлина, прощаясь с улакцами, плакала, дядя Кмоль был суров и сдержан. Пекарю, его жене и Пете тоже было грустно расставаться со стойбищем, с его жителями, с которыми они подружились.

— Как только приедешь на место, обязательно напиши письмо, напутствовал Петю Ринтын. — Не забудь.

— Напишу, — отвечал Петя. — Если удастся уговорить отца, обратно приеду.

Петя сначала было наотрез отказался уезжать из Улака и заявил родителям, что останется. Но слезы матери сломили его упорство, и он, понуря голову, роздал улакским ребятам свое имущество: гильзы для дробового ружья, пращи, несколько эплыкытэтов, прочные санки, сделанные старым Рычыпом.

— Как же ты будешь жить без утиной охоты? — с жалостью в голосе говорил пекарю Рычып. — Скучно станет, приезжай обратно.

— Верно говорит старик, — сказал Кукы. — Если тебе там не понравится, возвращайся в Улак, мы всегда тебе будем рады.

— Спасибо, друзья, — растроганно отвечал пекарь. — Я никогда не забуду вас.

Он обошел всех и поцеловался с каждым.

Дядя Кмоль подошел к Ринтыну и обнял его.

— Будь настоящим человеком, — сурово сказал он. — Ты остаешься один.

— Кмоль, — остановил его Кукы, — Ринтын будет вместе с нами. Улакцы никогда никого не оставляли в беде, в нашем стойбище никогда не было и не будет сирот. Можешь быть спокойным за него, Кмоль.

Вельбот отошел от берега и направился к «Водопьянову». Громко зарыдала тетя Рытлина. Женщины, стоявшие в толпе провожающих, тоже заплакали.

Вельбот обогнул пароход, высадил пассажиров и вернулся на берег.

"Водопьянов" выбрал якорь и, басовито загудев, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее стал удаляться в сторону Ирвытгыра. Скоро он скрылся за мысом Ченлюквин, и лишь когда в небе растаял дымок от пароходной трубы, Ринтын покинул берег моря.

КНИГА ВТОРАЯ

1

Прошел почти год с тех пор, как уехали в Кытрын дядя Кмоль, а в бухту Гуврэль — Павел Николаевич, тетя Дуся, Петька и Анатолий Федорович с Леной. Вновь наступило в Улаке время таяния снегов. Лучи жаркого солнца все дальше на север отгоняли зиму. Солнцу помогали первые стаи птиц, будившие криком безмолвие зимы. Воздух был прозрачен и необыкновенно чист — он стал способным далеко разносить звуки…

Прошедшую зиму Ринтын прожил в новом улакском интернате, в небольшой комнате, рассчитанной на троих. В эту весну Ринтын ни разу не был на утиной охоте и все весенние длинные дни просиживал над учебниками, готовясь к экзаменам.

За окном стучали большие капли, падающие с длинных блестящих сосулек, но Ринтын, увлеченный учебником алгебры, сидел с заткнутыми ушами и ничего не слышал. Под окном бродили собаки, невольно притягивавшие взор Ринтына. Собаки с удивлением разглядывали человека со склоненной головой, сидящего за стеклами. Старый пес, принадлежащий охотнику Ыттырультыну и давно не ходивший в упряжке, особенно досаждал Ринтыну. Пес терся о стекло кончиком носа, оставляя на нем влажный след. Выведенный из терпения нахальством собаки, Ринтын со свирепым криком выбегал на улицу и кидал в пса куски отвалившихся сосулек. Но едва он входил в комнату и усаживался за стол, как за стеклом снова возникала морда старой собаки.

Вот и теперь, как только Ринтын вошел в комнату и, взявшись за учебник, углубился в сложные математические вычисления, кто-то постучал по стеклу. Ринтын сердито передернул плечами, но не поднял головы.

Стук настойчиво повторился, и когда Ринтын с досадой поднял голову, то вместо ожидаемой собачьей морды увидел охотника Кукы. Он знаками просил юношу выйти на улицу.

После отъезда дяди Кмоля Кукы добровольно взял на себя все заботы о Ринтыне. Пожилой охотник интересовался жизнью юноши в интернате и с глубокомысленным видом даже заглядывал в его тетради.

Ринтын вышел на улицу, залитую ослепительным весенним светом. Кукы накинулся на него с напускной строгостью:

— Ты, должно быть, совсем оглох от усердного учения! Я стучу, стучу, а ты даже головы не поднимешь! Идем скорее со мной.

Не ожидая согласия Ринтына, Кукы широко зашагал по улице. Юноша едва поспевал за ним. Поравнявшись с охотником, он спросил:

— Куда ты меня ведешь, Кукы?

— Молчи и иди за мной, — сердито сказал Кукы и прибавил шагу.

Ринтын терялся в догадках: зачем понадобилось Кукы вытаскивать его из интерната?

— Мы идем на заседание правления артели, — полуобернувшись, наконец, сообщил Кукы. — Там разбирается вопрос.

— Какой вопрос? — с тревогой спросил Ринтын.

45
{"b":"122547","o":1}