— Наш совет директоров — та еще скользкая компашка, и, поверьте, друзья, у меня есть основания так считать. — С этими словами он громко пукнул и отправился спать.

Кот Роджер запрыгнул в мое окно и проспал всю ночь на кровати Верна. Верн говорит с ним на странном языке, отчего последние сомнения в его сумасшествии испаряются. Роджер отвечает: мурлыкает и трется головой о подбородок Верна. Хотя по ним обоим плачет психушка, Роджер, пожалуй, единственная причина, почему Верн вернулся в школу. Поэтому я и не возражаю, что он болтает на кошачьем языке — со временем странное поведение начинает казаться нормальным.

06.20. В душевой Рэмбо съездил Деврису по зубам. Джулиан — он сегодня дежурит — в ужасе убежал и позвал Берта разнимать драку. Когда Берт пришел, Деврис лежал на бетонном полу без сознания, а из уголка его рта текла кровь. Рэмбо спокойно стоял у раковины, отмывая окровавленную руку, точно ничего такого не произошло. Джулиан был в таком шоке, что Берту пришлось чуть ли не на руках нести его в медпункт, где ему вкололи транквилизатор.

За завтраком Лутули увел Рэмбо, и они вдвоем прогулялись по двору. Вернувшись, Рэмбо сказал, что наш староста корпуса не будет ничего говорить Укушенному при условии, что наша вражда с Щукой и Деврисом будет окончена. Рэмбо ответил, что мы если что и сделаем, так лишь в ответ на провокацию со стороны Щуки и его шестерки. Лутули пообещал поговорить с Щукой. (Деврис говорить пока не сможет — ему забинтовали челюсть.)

Геккон приплелся на завтрак и был встречен нашими беззлобными издевательствами. Он пожал мне руку, прежде чем съесть свою чайную ложку хлопьев. Он рад, что Верн вернулся — они тихо о чем-то разговаривали на том конце стола. (Поскольку Укушенный запретил нам травить Верна, мы решили не называть его Человеком Дождя по меньшей мере неделю.)

12.00. Весь сдвоенный урок английского Папаша проговорил о сексе. Он считает, что весь мир вращается вокруг секса и если бы не секс, ни одна книга не была бы написана. Мальчик по имени Нельсон Джонсон из корпуса Кинг (глава христианских первокурсников) сердито вскочил и бросил вызов Папаше, возразив, что Библия — пример чистой и священной книги. Папаша расхохотался и ответил, что вся Библия — сплошная содомия и инцест и детям до шестнадцати ее читать вообще нельзя. У Джонсона задрожала нижняя губа, и он сел, качая головой и бормоча себе под нос.

После урока Папаша сказал, что ждет меня в понедельник с отчетом об «Уловке 22». Он пообещал, что книга, которую даст мне следующей, — величайшее литературное произведение всех времен и народов, но отказался говорить, как она называется.

15.00. Червяк попросил меня побросать ему мячи на площадке для крикета. Поскольку он подающий сборной старшекурсников, ему никогда не удается поотбивать. У их сборной площадка покрыта настоящей травой, а не губчатой подстилкой, как у остальных. Подавая мячи своему старосте, я словно бегал по райской земле. После тренировки он купил мне напиток и шоколадку в школьном буфете и сказал, что у меня большие перспективы как у подающего. (К сожалению, не могу сказать то же самое о его перспективах как отбивающего.)

Когда я вернулся в корпус, Саймон пытался скрыть свою зависть по поводу того, что я играл на поле сборной старшекурсников. Он требовал, чтобы я рассказал ему все в мельчайших деталях. Наш разговор прервал Гоблин, продемонстрировав откровенный снимок голой женщины, сидевшей на чем-то вроде полицейской дубинки, только вдвое короче.

22.00. Подавив небольшой бунт с нашей стороны, Рэмбо озвучил план завтрашнего купания. Все пойдут тем же путем, кроме Жиртреста, которому придется рискнуть и спуститься вниз по лестнице, а потом пройти через двор. Жиртрест покачал головой, но ничего не ответил. Геккон жутко побледнел при мысли о еще одном ночном купании, но тоже промолчал.

23.20. Роджер скребется в окно над моей кроватью. Похоже, они с Верном теперь всегда будет спать вместе. Закрыв глаза, думаю о Русалочке и школьной пьесе (единственные два лучика света в моей жизни). Влюбится ли в меня Русалка, увидев меня на сцене?

Во сне видел ее сидящей на укороченной полицейской дубинке.

Общешкольное хоровое пение. Преподобный Бишоп оставил школьный гимн напоследок. Все знают слова, поэтому он даже не назвал номер страницы. Когда четыреста голосов затянули гимн, у древнего здания чуть потолок не обвалился. У меня по всему телу пошли мурашки, когда каждый из нас заголосил с чувством и воодушевлением, на которые только было способно его сердце. Было невозможно не почувствовать себя одной большой семьей, что готова хоть сейчас броситься на врага и разорвать его в клочья. Это ощущение единства и воодушевления длилось ровно шесть минут. Удивительно, как быстро урок физики способен уничтожить все лучшее в тебе.

23.00. Ночное купание. Жиртреста отправили вниз полчаса назад, наказав ему в случае, если его заметят, говорить старостам, что ему стало плохо и он решил подышать воздухом. Как только горизонт будет чист, он должен будет прокрасться через двор, мимо часовни в розарий и под лимонное дерево, что растет у дома Глока. Оттуда дать сигнал совиным уханьем, которому научил его Бешеный Пес. Тогда можно выходить.

Мы сидели в тишине и ждали сигнала. Рэмбо ходил взад-вперед по проходу между кроватями, бормоча что-то себе под нос. Я втайне надеялся, что Жиртрест так и не подаст сигнал и ночное купание отменится. Но вслух уверял всех, что с нетерпением жду того момента, когда встречусь лицом к лицу с охранниками и их собаками.

Роджер уже устроился на ночлег в кровати Верна и, кажется, весьма недоволен всеобщей активностью. Все время мяукает на Верна, а тот бормочет ему что-то на кошачьем языке. Возможно, я ошибаюсь, но, кажется, он только что спросил свой пенал, не хочет ли тот пойти с ним искупаться.

23.16. Наконец послышалось уханье (больше похожее на вой волка, у которого запор, чем на сову), и мы принялись действовать. В суматохе Геккон трусливо попытался улизнуть из спальни, но Бешеный Пес затащил его обратно. Раздевшись до трусов, мы начали наше полное трудностей путешествие к запруде.

Добравшись до лимонного дерева без осложнений, мы обнаружили Жиртреста, жующего буханку заплесневелого хлеба, найденную им в помойном ведре у входа в кухню старост. Рэмбо провел нас по полю для регби, после чего мы перелезли через забор и очутились у дамбы. На этот раз никто уже не дурачился. Все краем глаза следили, не появится ли свет фонариков. Геккон топтался на мелкоте, готовый быстро улизнуть если что. Вода была холоднее, чем в прошлый раз, и луна не светила. Все молчали, как трупы, и слышен был лишь плеск воды.

Рэмбо шепотом произнес кодовое слово — «осьминог», — и мы вылезли из речки и двинулись в обратный путь. Никто не гнался за нами, ничто нам не угрожало, и купание вдруг показалось уже не таким увлекательным, а дурацким каким-то и бессмысленным.

По задумке Рэмбо, мы должны были вернуться в спальню тем же путем, что пришли, а Жиртрест должен был подождать, обсохнуть и одеться — свои вещи он оставил под лимонным деревом. Когда мы вернемся, Бешеный Пес подаст сигнал уханьем совы. Рэмбо посчитал, что если Жира словят, первым делом старосты нагрянут к нам в спальню. По его словам, ни один идиот не поверит, что Жиртрест в одиночку решился искупаться среди ночи…

Возвращение прошло так же гладко, как дорога туда. Ни охраны, ни старост, ни собак, даже ни одной бродячей кошки не повстречали. Запрыгнув в окно, я плюхнулся на свою кровать и приземлился на что-то большое и мягкое. Сначала я подумал, что это моя крикетная сумка, но потом комок зашевелился. Это не мог быть Роджер, потому что Роджер был намного меньше по размеру, да и не мог он вытянуть руки и начать меня душить. И колотить мешком для грязного белья. Я потрясенно вскрикнул. В ответ послышались другие крики и проклятия, после чего включился свет. В дверях, залитый светом, возвышался Лутули. Комок на моей кровати оказался Бертом. Старосты и старшеклассники появлялись отовсюду, смеясь и крича.