– Смотрите! — воскликнул он и, нагнувшись, поднял с земли черный плащ, который они в темноте не заметили. В полуаршине от нижнего края на нем зияла рваная дыра.
– Это след от меча Фродо, — сказал он. — Значит, тебе не удалось ранить своего врага. Видишь — меч цел, а клинок, коснувшийся страшного Короля, не может остаться невредимым. Видимо, они устрашились не столько меча, сколько имени Элберет. А вот и кинжал, который ранил Фродо!
Бродяга снова нагнулся и поднял с земли длинный тонкий клинок. Лезвие холодно светилось. Недалеко от острия виднелась маленькая зазубрина, а самый кончик обломился. Но пока они рассматривали кинжал, тот, к общему изумлению, начал мало–помалу плавиться и таять. Еще мгновение — и он развеялся как дым, оставив в руке Бродяги только черен[157].
– Увы! — воскликнул Следопыт. — Надо же такому случиться, что рану нанес именно этот клинок! В наши дни подобные раны умеют исцелять немногие. Постараюсь сделать все возможное…
Он сел на землю, положил черен на колени и пропел над ним на непонятном хоббитам языке что–то заунывное. Потом, отложив черен в сторону, повернулся к Фродо и негромко произнес несколько слов, которых остальные расслышать не смогли. Затем из маленькой сумки, прикрепленной к поясу, вынул горсть длинных, неизвестных хоббитам листьев.
– За этими листьями, — сказал он, — мне пришлось ходить довольно далеко. Это растение на голых холмах не растет. Пришлось перейти Тракт, и там, к югу, среди кустарников, я нашел его по запаху.
Он растер пальцами один из листков, и вокруг распространился острый, сильный аромат.
– Мне повезло, что я нашел его, — продолжал он. — В этом растении заключена целебная сила. В Средьземелье его завезли люди Запада. Ателас[158] — так звалось оно на их языке. Теперь его редко встретишь. Растет оно только близ мест, где прежде жили эти люди, или на их временных стоянках. На севере этой травы не знает почти никто, исключая тех, кто часто странствует в Диких Землях. Она обладает великими достоинствами, но перед такой раной даже это снадобье может оказаться бессильным.
Он опустил несколько листьев в бурлящую воду и обтер плечо Фродо горячим отваром. Благоухание ателас освежило всех. На сердце стало спокойнее, мысли прояснились. Фродо трава тоже помогла. Онемение прошло, он ощутил боль, и бок начал понемногу согреваться. Но рука по–прежнему висела плетью — Фродо не мог ни поднять ее, ни пошевелить пальцами. Он корил себя на чем свет стоит за непроходимую глупость и упрекал в безволии. Теперь он понял, что желание надеть Кольцо исходило не от него, а от врагов. Неужели придется теперь остаться калекой на всю жизнь? И как идти дальше? Ведь он, должно быть, и двух шагов не сделает…
Остальные как раз обсуждали этот вопрос. Для начала решено было поскорее уйти от Пасмурника.
– Видимо, враги уже несколько дней следят за этой горой, — сказал Бродяга. — Если Гэндальф и приходил, его принудили это место покинуть, и он сюда больше не вернется. В любом случае с наступлением темноты мы снова окажемся под ударом, особенно теперь, после ночного происшествия. Куда бы мы ни пошли, опаснее, чем здесь, не будет.
Когда рассвело окончательно, они наспех перекусили и быстро собрались в дорогу. Фродо идти не мог, так что бóльшую часть поклажи пришлось поделить на четверых, а Фродо посадили верхом на развьюченного пони. Кстати, за последние несколько дней бедное животное заметно приободрилось: пони успел растолстеть, сил у него явно прибавилось, и он начал выказывать заметное расположение к новым хозяевам, особенно к Сэму. Надо полагать, Билл Осина обращался со своим пони из рук вон плохо, если даже переход через Болота показался бедолаге приятной прогулкой!
От Пасмурника двинулись прямо на юг. Это означало, что придется пересечь Тракт, — иначе с открытого места было не уйти. Кроме того, нужен был хворост для костра: Бродяга не уставал повторять, что Фродо ни в коем случае нельзя мерзнуть, особенно ночью. Остальным костер обещал хоть какую–то защиту. Вдобавок Бродяга намеревался таким образом сократить путь: Тракт к востоку от Пасмурника менял направление и делал большую петлю к северу.
Хоббиты и Бродяга медленно, со всяческими предосторожностями обогнули гору слева и вскоре оказались у Тракта. Всадников нигде не было видно. Однако, пока хоббиты перебегали Тракт, до их ушей донеслись два крика: первый голос, ледяной и далекий, позвал, а другой откликнулся. Вздрогнув, путники прибавили шагу и поспешили нырнуть в заросли. Земля постепенно понижалась, места пошли глухие, троп больше не было; вокруг темнели пятна густых кустарников и чахлых рощиц, между которыми открывались широкие пустоши. Ноги колола жухлая, жесткая трава, листья на кустах совсем увяли и уже начали осыпаться. Безрадостен был этот край; медленно и невесело тянулось путешествие. Разговаривали в пути мало. Фродо больно было смотреть на друзей, понурых, согнувшихся под тяжестью ноши. Даже Бродяга выглядел усталым и озабоченным.
Еще не кончился первый день, как плечо у Фродо прихватило снова,– но он решил терпеть и долго никому не говорил ни слова. Прошло четыре дня; вокруг почти ничего не изменилось — только Пасмурная Вершина постепенно уходила за горизонт, а дальние горы впереди чуть–чуть приблизились. Правда, после того далекого крика ничто больше не говорило о погоне. Знают Всадники об их бегстве или нет? Этого не мог сказать никто. Страшась темноты, ночью караулили по двое, всякий миг ожидая, что на серой траве, тускло озаренной затуманенной луной, возникнут черные тени. Но все было тихо — только сухие листья на деревьях негромко вздыхали во тьме. У хоббитов ни разу не захолонуло сердце от близости зла, как там, в лощине, перед нападением. И все же смешно было бы надеяться, что Всадники опять сбились со следа. Скорее всего, они просто выжидали, готовя засаду где поуже да потеснее…
В конце пятого дня начался подъем. Обширная плоская низина, куда они так долго спускались, осталась позади. Бродяга снова взял курс на северо–восток, и на шестой день, поднявшись по длинному пологому склону, они увидели вдали лесистые холмы и огибающий их Тракт. Справа поблескивали в прозрачном солнечном свете стальные воды реки. Вдали, в каменистой долине, угадывалась еще одна река, наполовину скрытая в дымке.
– Боюсь, придется снова ненадолго выйти на Тракт, — объявил Бродяга. — Это река Хойра. Эльфы называют ее Митейтель. Она течет с Плато Огров[159] — ограми раньше называли троллей, а это плато — самое их злачное место. Плато лежит к северу от Ривенделла. Южнее Хойра впадает в другую реку — Шумливую. Некоторые называют их после слияния Сероводьем. Перед тем как впасть в море, Сероводье разливается особенно широко… Если не подниматься к истокам, через Хойру можно переправиться, только выйдя на Последний Мост, а это значит, что Тракта нам не миновать.
– А вдали что за река? — спросил Мерри.
– Это и есть Шумливая. Она течет через Ривенделл, где зовется Бруинен. Ну, а Тракт огибает холмы и бежит от Моста к Бруиненскому Броду. Путь это неблизкий. Загадывать вперед не будем — пока нам вполне хватит Митейтеля. Как перейти Бруинен, я еще не думал. Если на Последнем Мосту нет засады, можно считать, что мы родились в рубашке!
На следующий день, рано утром, они снова спустились вниз и вышли на обочину Тракта. Сэм и Бродяга отправились на разведку. Тракт был пуст — ни пешего, ни конного. Здесь, на холмах, недавно пролился дождь — как определил Бродяга, два дня назад. Все следы, конечно, смыло. Но, по крайней мере, с тех пор ни один Всадник здесь не появлялся.
Они, как могли, поспешили вперед и версты через три завидели в конце короткого крутого спуска Последний Мост. Все со страхом ждали увидеть на мосту черные силуэты — но нет, дорога была свободна. Бродяга велел хоббитам схорониться в придорожном кустарнике, а сам отправился вперед посмотреть, что и как. Вскоре он быстро, чуть ли не бегом, вернулся.
