Тряска в седле, набитый живот, теплое солнышко, запах травы, слишком долгий привал… Лежать на спине, вытянув ноги и глазея на небо, наверное, тоже не стоило… Всего этого вполне достаточно, чтобы объяснить случившееся дальше. Все четверо проснулись внезапно и с тяжестью на сердце: ведь спать–то не собирались! Камень стал совсем холодным на ощупь и отбрасывал через головы хоббитов длинную бледную тень. Солнце, поблекшее, водянисто–желтое, висело над самым краем вогнутого «блюдца», где расположились хоббиты, а справа, слева и впереди сгустился непроглядный туман, белый и холодный. Вокруг — тишина, промозглый воздух сочится влагой… Пони сгрудились табунком и стояли, опустив головы.

Хоббиты вскочили, в тревоге бросились к краю «блюдца» — и обнаружили, что отрезаны от мира: вокруг ничего не было видно. Они в отчаянии взглянули на солнце — но солнце на глазах опускалось в белое море тумана, а восток заволокла холодная серая дымка. Туман пополз через край «блюдца», сомкнулся — и они оказались в мглистой зале без окон и дверей с одиноким камнем вместо центрального столба.

Они почувствовали себя в западне, но духом падать пока не торопились. Еще не забылось, в каком направлении Тракт, да и виденная накануне темная линия деревьев по–прежнему вселяла надежду. Но даже если бы друзья не знали, куда ехать, здесь оставаться они ни в коем случае не собирались — эта вогнутая лужайка внушала им теперь такое отвращение, что они решили не медлить ни минуты. Озябшими пальцами хоббиты торопливо завязали котомки.

Собравшись, они гуськом повели пони вниз по отлогому склону в море тумана. Чем ближе к подножию холма, тем зябче и промозглее становилось вокруг. Вскоре волосы прилипли ко лбу, а по лицу поползли холодные струйки. Внизу было так холодно, что пришлось достать плащи и капюшоны, которые сразу же покрылись круглыми, серыми, как роса, каплями. Усевшись в седла, хоббиты медленно двинулись вперед, определяя путь по уклону земли — вверх или вниз. Им казалось, что они правят к выходу из длинной долины, которую приметили с холма. Только бы пройти в эти ворота меж двух склонов — а там знай поезжай себе все прямо и прямо, пока не выедешь на Тракт! О том, что делать дальше, они не задумывались. Пока что их интересовал только один вопрос: кончается за Курганами туман или нет?

Пони ступали медленно и осторожно. Чтобы не отстать друг от друга и не разбрестись в разные стороны, всадники ехали цепочкой — Фродо, Сэм, Пиппин и, наконец, Мерри. А долина все не кончалась… Наконец Фродо увидел впереди что–то темное, и это окрылило его. Выход близок, — видимо, это и есть северные ворота Курганов! Пройти в них — и свобода!

– За мной! — крикнул он через плечо — и поспешил вперед.

Но вскоре надежда сменилась удивлением и тревогой. Темные сгустки впереди сделались еще темнее, сузились и внезапно выступили из тумана двумя исполинскими камнями, зловеще нависшими над дорогой. Они стояли, наклонясь друг к другу, словно дверь без притолоки. Ничего подобного Фродо не помнил, хотя смотрел с холма на долину вместе со всеми. Не успев прийти в себя, он с разгона проскочил между каменными столбами — и вдруг очутился в полной темноте. Пони встал на дыбы, зафыркал — и Фродо кубарем покатился на землю. Глянув назад, он обнаружил, что остался в одиночестве: остальные за ним почему–то не поехали.

– Сэм! — позвал он. — Пиппин! Мерри! Сюда! Что вы там застряли?

Ответа не последовало. Фродо не на шутку струхнул и побежал обратно, за каменные столбы, крича что есть мочи:

– Сэм! Сэм! Мерри! Пиппин!

Пони метнулся в сторону и исчез в тумане. Фродо почудилось, что издалека доносится голос: «Фродо! Эге–гей! Ау!» Кричали откуда–то слева. Фродо в растерянности стоял между накренившимися каменными колоннами, изо всех сил тараща глаза и прислушиваясь. Наконец он решился, повернул на голос — и сразу почувствовал под ногами крутой подъем.

Карабкаясь вверх, он снова позвал друзей и уже не переставал кричать, все громче и громче, — правда, ответа поначалу не было, но через некоторое время сверху послышался слабый отклик. «Эй! Фродо! Эй!» — звали из тумана тоненькие голоса. И вдруг — отчаянный далекий вопль, что–то вроде «На помощь! На помощь!», еще раз, еще — и под конец долгое: «На–а по–о–о–мощь!» Наступила тишина. Фродо прибавил ходу — но вокруг плотно сомкнулась ночная мгла, и Фродо отнюдь не был уверен, что выбрал верное направление. Знал он только одно — что все время карабкается вверх.

Вскоре, однако, земля под ногами выровнялась. Только благодаря этому он понял, что добрался наконец до вершины кургана, а может, курганного гребня. Он устал, взмок — и все–таки, сам того не замечая, трясся от холода. Тьма стояла — хоть глаз выколи.

– Ау! Где вы?! — жалобно крикнул он.

Ответа не было. Фродо стоял, тщетно вслушиваясь в тишину. Только теперь он наконец осознал, что замерзает. Над вершиной начинал дуть ветер — ледяной, пронизывающий. Погода быстро менялась. Туман поплыл клочьями. Дыхание вырывалось изо рта паром, тьма отступила и перестала быть беспросветной. Фродо поднял голову — и с удивлением увидел в разрывах спешащих по небу туч и лоскутьев тумана бледные звезды. Ветер перешел в шквал и засвистал над травой.

Внезапно совсем рядом кто–то сдавленно крикнул — или только померещилось? Хоббит бросился на крик и на бегу заметил, что туман окончательно рассеялся, и над головой открылось усыпанное звездами небо. Один взгляд — и стало ясно, что он бежит по гребню большого, отдельно стоящего холма, но не к Тракту, а от него. С востока дул резкий ледяной ветер. Справа, под звездами, чернел другой холм, еще огромнее, с большой могильной насыпью.

– Да где же вы, наконец! — закричал Фродо снова, сердясь и в то же время чувствуя, что сердце у него замирает от страха.

– Здесь, — ответил холодный, гулкий бас, исходивший, казалось, прямо из земли. — Я жду тебя.

– Нет! — пролепетал Фродо, но убежать не попытался: колени у него затряслись, ноги подкосились, и он упал. Воцарилась тишина. Трепеща, хоббит поднял глаза — и успел заметить высокую темную тень, заслонившую звезды. Тень нагнулась над ним, и хоббиту показалось, что у нее есть глаза — два холодных глаза, светящихся бледным, словно идущим откуда–то издалека светом. На плече у Фродо сомкнулись пальцы — крепкие и холодные, как железо. Ледяной холод пронизал плечо до кости, и хоббит потерял сознание.

Не успел Фродо очнуться, как его тут же охватил всепоглощающий страх, и он не сразу собрался с мыслями, а когда собрался, сразу понял, что надежды на вызволение нет. Он внутри Кургана, в усыпальнице, его схватили Навьи! Должно быть, они уже прочитали над ним свои страшные заклинания, о которых в Заселье шепотом рассказывали всевозможные ужасы! Фродо не смел пошевелиться и лежал как мертвый, навзничь, на холодном камне, скрестив на груди руки.

Страх, побеждающий все прочие чувства и неодолимый, казался частью окружающей темноты. И все же сквозь него постепенно просочилось воспоминание о Бильбо Бэггинсе и о его байках, о том, как они с Фродо трусúли когда–то на своих пони по засельским тропкам и толковали о странствиях да приключениях. В самом толстом и робком хоббите дремлет (правда, надо признать, зачастую очень глубоко) зернышко отваги, прорастающее только в час последней, смертельной опасности, когда выхода уже нет. Фродо не отличался ни чрезмерной толщиной, ни робостью. Напротив — Бильбо (и Гэндальф) считал его лучшим хоббитом во всем Заселье, хотя сам он об этом не подозревал. И вот теперь, когда Фродо понял со всей очевидностью, что его приключениям настал конец, и конец страшный, — он пришел в себя и укрепился духом. Все в нем напряглось, словно перед решительным прыжком. Слабость и дрожь исчезли. Он перестал быть беспомощной жертвой.

Пока он лежал, напряженно думая и собираясь с духом, тьма стала понемногу отступать. Вокруг забрезжил бледный зеленоватый свет. Фродо не сразу смог разглядеть комнату, где находился, — свет словно исходил из него самого и камней рядом с ним, не достигая ни стен, ни потолка. Фродо повернулся — и в этом холодном свечении увидел Сэма, Пиппина и Мерри. Они лежали на спине в таких же позах, как и он сам, облаченные в белые одежды, и лица их покрывала смертельная бледность. На полу громоздились цепи, кольца, браслеты — скорей всего, золотые, но в зеленоватом подземном свете золото казалось холодным и безобразным. Головы Сэма, Пиппина и Мерри охватывали обручи, на груди у них покоились золотые цепи, а пальцы были унизаны перстнями. Рядом с хоббитами лежали мечи, у ног — щиты. И длинный обнаженный меч, один на троих, — поперек шей.