– Город называется Эдорас, — сказал Гэндальф. — А золотые палаты зовутся Метузельд. В них живет Теоден, сын Тенгела[367], король Роханской Марки. Мы прибыли сюда на рассвете. Вот он, Эдорас, — дорога открыта! И все же будьте осторожны! У границ Рохана идет война, и Рохирримы, Хозяева Табунов, не спят, что бы нам издалека ни казалось. Мой совет: не вынимайте оружия и не будьте слишком высокомерны. Иначе не стоять нам перед троном короля Теодена!

Утро, чистое и звонкое, еще только разгоралось и в вышине пели птицы, когда всадники подъехали к берегу реки. Поток спускался на равнину с холмов и, описав широкую петлю, перерезал дорогу, а потом бежал дальше, к востоку, чтобы там, вдали, соединиться с Энтвейей, лениво текущей в своих камышовых берегах. Все вокруг зеленело. По влажным луговинам и травянистым берегам потока росли ивы. Здесь, в этой южной стране, кончики их ветвей уже по–весеннему малиновели. Через реку, судя по всему, переправлялись вброд: низкие берега испещрены были следами конских копыт. Всадники вступили в воду, переправились на другой берег и оказались на широкой наезженной дороге, поднимавшейся в гору.

Невдалеке от подножия обнесенного стеной холма дорога вошла в тень высоких зеленых курганов. Западные склоны их были словно запорошены снегом: трава цвела бесчисленными крошечными цветами, похожими на звезды.

– Взгляните! — показал на цветы Гэндальф. — Какие ясные глаза у этой травы! Они зовутся вечно–помни или симбэльминэ, как их именуют здешние люди. Цветы эти цветут круглый год, но встречаются только на могилах. Сейчас мы с вами едем вдоль курганов, где спят великие предки Теодена.

– Семь курганов слева и девять справа, — сосчитал Арагорн.

– Много же поколений минуло в мире с тех пор, как были построены Золотые Палаты!

– Пятьсот раз успели облететь багряные листья в Черной Пуще, у меня дома, — молвил Леголас. — Но нам это не кажется таким уж большим сроком.

– По роханским меркам, первый король воцарился в Рохане очень и очень давно, — возразил Арагорн. — От времен, когда строили эти Палаты, остались только песни, а годы ушли и канули в туманы прошлого. Теперь жители этого края называют его своей родиной и землей отцов, а язык их так изменился, что, пожалуй, они уже не поняли бы своих северных сородичей. — И он негромко запел на языке, которого ни эльф, ни гном не знали, но музыка незнакомых слов заставила их прислушаться внимательнее.

– Кажется, я догадался: это язык роханцев, — сказал Леголас. — Он сродни этой земле — то вольный и раскатистый, то твердый и суровый, как горы. Но о чем песня, я понять не могу, — правда, в ней слышна печаль, свойственная племени смертных…

– Попробую перевести ее для вас на Общий Язык, — согласился Арагорн. — Не знаю только, получится ли?

Так пел когда–то давным–давно один забытый ныне роханский певец. Дальше в этой песне поется о том, как высок и прекрасен был Эорл Юный, прискакавший сюда с севера. Говорят, у его скакуна по имени Фелароф — Отец Коней — на ногах были крылья. Люди до сих пор поют эту песню — даже теперь, на закате славной эпохи.

Безмолвные курганы остались позади. Извилистая дорога вела дальше, вверх, по зеленым холмам, к мощному обветренному валу и воротам Эдораса.

У ворот сидело множество людей, облаченных в блестящие кольчуги. Завидев пришельцев, они вскочили и скрестили свои копья, преграждая им путь.

– Стойте, чужеземцы, ибо мы не знаем вас![369] — крикнули они на своем языке и потребовали от непрошеных гостей, чтобы те назвали свои имена и открыли, зачем пожаловали в Эдорас. В глазах стражников читалось скорее удивление, чем радушие, а на Гэндальфа они смотрели и вовсе неприязненно.

– Я хорошо понимаю ваш язык, — ответил им по–рохански Гэндальф. — Но мало кто из чужеземцев владеет роханским наречием. Почему вы не говорите на Общем Языке, если хотите, чтобы вам ответили?

– Так повелел король Теоден. Чужеземцам, не говорящим по–рохански, возбраняется переступать этот порог, — отвечал один из часовых. — В дни войны мы не принимаем у себя никого, кроме единоплеменников и гондорцев из Мундбурга. Кто вы такие и почему никто не остановил вас по дороге? Почему вы так странно одеты? И почему ваши кони похожи на роханских? Мы давно стоим на страже и заметили вас издалека. Никогда еще здесь не видели таких всадников! А твой конь? Если ты не заколдовал мои глаза, то я скажу, что он из породы меарасов! Уж не волшебник ли ты? А может, соглядатай Сарумана? Или все вы — только призраки, созданные его волшбой? Отвечайте и не медлите!

– Мы не призраки, — сказал Арагорн. — И глаза не обманывают тебя. Это действительно ваши кони, и ты знал это еще до того, как задал вопрос. Разве конокрады приводят коней обратно в стойло? Перед тобой Хасуфэл и Арод, скакуны, которых одолжил нам два дня назад Эомер, Третий Маршал Рохирримов. Мы обещали привести их назад и привели. Разве Эомер еще не вернулся и не предупредил вас?

В глазах часового мелькнуло беспокойство.

– Об Эомере я не могу сказать ничего, — запнувшись, проговорил он. — Но если вы говорите правду, то, без сомнения, Теоден слышал о вас. Может, ваше прибытие и не будет для него неожиданностью. Два дня назад под вечер сюда наведался Червеуст[370] и объявил нам волю Короля: отныне вход в Эдорас чужеземцам заказан.

– Червеуст? — переспросил Гэндальф, испытующе глядя на стражника. — Ни слова больше о Червеусте! Я приехал не к нему, а к Властителю Марки. Мое дело не терпит отсрочки. Доложи обо мне поскорее Королю или пошли кого–нибудь. Что же ты медлишь? — Глаза Гэндальфа сверкнули из–под густых бровей, и он пристально поглядел в лицо роханцу.

– Хорошо, я доложу о вас, — медленно, словно против воли, произнес тот. — Но кто вы такие? И как представить вас Теодену? По виду ты усталый старец, но от меня не укрылось, что под этой личиной ты прячешь бесстрашие и решимость.

– Что ж, глаз у тебя верный, — сказал волшебник. — Так вот, я — Гэндальф! Я вернулся и привел назад вашего коня. Смотри! Перед тобою не кто иной, как сам великий Скадуфакс! Но он не повинуется никому, кроме меня. По правую руку от меня — Арагорн, сын Араторна, наследник Королей Гондора. Он держит путь в Мундбург. По левую — эльф Леголас и гном Гимли, наши друзья. Иди и скажи Королю, что мы стоим у его ворот и хотим с ним говорить, если он допустит нас пред свои очи.

– Поистине имена ваши странны для слуха! Но если вы настаиваете, я доложу о вас и узнаю волю моего повелителя, — уступил стражник. — Подождите у ворот, пока я принесу ответ Короля. Он поступит, как сочтет нужным. Не буду вас обнадеживать: времена нынче темные…

И он отправился наверх, оставив чужеземцев под бдительной охраной своих товарищей.

Вскоре он вернулся.

– Следуйте за мной, — сказал он. — Теоден разрешает вам войти. Но оружие, включая посох, придется оставить у порога под присмотром привратников.

Темные створки ворот распахнулись, и гости один за другим переступили порог. От ворот начиналась широкая улица, вымощенная тесаным камнем. То полого петляя, то поднимаясь круто вверх короткими лестничными переходами из добротного камня, взбиралась она на холм, минуя деревянные дома с темными дверными проемами. Вдоль дороги журчал в каменном русле прозрачный искрящийся ручей. Наконец показалась вершина. Там, на зеленом лугу, возвышалась обширная насыпь, у основания которой из каменной лошадиной головы бил источник. Вода хлестала в большую каменную чашу, а оттуда — в желоб, проложенный обок дороги. К насыпи вели каменные ступени, высокие и широкие. По обеим сторонам последней ступени стояли вырубленные из камня скамьи, на которых восседали стражники с обнаженными мечами на коленях. Золотые волосы воинов были заплетены в косы, зеленые щиты горели на солнце, доходившие до колен стальные латы сверкали. Когда стражники поднялись со своих мест, гостям показалось, что ростом они выше, чем простые смертные.