– Что же могло с ними статься?

– Не знаю. Я подумал было, что они погибли, а тела сгорели вместе с орочьими. Но ты уверяешь меня, что этого не может быть. Остается поверить тебе. Могу предположить только одно — перед сражением их успели уволочь в лес. Видимо, это произошло прежде, чем твои всадники окружили орков… Ты поклялся бы, что никто не ускользнул в чащобу?

– Клянусь, что с минуты, когда мы их заметили, ни один орк не ускользнул, — воскликнул Эомер. — На подходе к лесу мы их опередили, а потому если кто и прорвался через кольцо осады, то, по меньшей мере, какой–нибудь эльфийский колдун!

– Наши друзья одеты так же, как мы, — заметил Арагорн. — А нас вы проглядели. И это днем, не ночью!

– Да, верно, об этом я забыл, — согласился Эомер. — И потом — сегодня случилось так много чудес, что я уже ни в чем не уверен. Чего только не творится на свете! Гномы разгуливают по Рохану под руку с эльфами, люди остаются живы после беседы с Лесной Владычицей — и в придачу ко всему в Рохан возвращается меч, сломанный еще до того, как отцы отцов наших вступили на землю Страны Всадников, причем возвращается перекованным! В такие времена мудрено разобраться, где твое место и в чем твой долг!

– Не более, чем в любые другие, — сказал Арагорн. — Добро и зло всегда остаются добром и злом — как для людей, так и для эльфов с гномами. Надо только уметь отличить одно от другого — будь то у себя дома или в Золотом Лесу.

– Поистине так, — согласился Эомер. — Я верю тебе, и сердце мое знает, как надо поступить. Беда в том, что я не могу следовать зову сердца! Наши законы запрещают чужеземцам странствовать в пределах Марки без соизволения Короля. Время теперь смутное, и закон стал еще строже. Я просил вас: поезжайте с нами по доброй воле! Но вы отказываетесь. Не биться же нам! Сто против троих — это не в моем обычае!

– Думаю, ваш закон писан для других случаев, — возразил Арагорн. — Такой ли уж я чужестранец? Я не раз бывал в ваших краях и даже сражался в рядах роханских воинов — только под другим именем. Тебя я прежде не видел, так как ты молод, но мне приходилось беседовать и с твоим отцом Эомундом, и с Теоденом, сыном Тенгела. В прежние времена благородный роханский военачальник не остановил бы человека, спешащего на выручку друзьям! Впрочем, мой долг — идти вперед. А ты, сын Эомунда, выбирай! Либо помоги нам, либо отпусти, если не хочешь помочь. А нет — поступай согласно закону. Но тогда к твоему Королю вернется не сто воинов, а намного меньше.

Эомер на минуту смолк и наконец принял решение:

– Мы оба спешим. Мой эоред с нетерпением ждет команды, стремясь поскорее выступить в путь, а твоя надежда с каждым часом становится все призрачней. Я сделал выбор. Идите своим путем! Более того, я дам вам коней. Об одном только прошу: когда выполните свой долг или убедитесь, что поиски тщетны, — верни коней в Метузельд[333], в Эдорас, к престолу Теодена. Этим ты покажешь Королю, что я рассудил верно. От этого будет зависеть моя честь и, может быть, самая жизнь! Не подведи!

– Не подведу, — молвил Арагорн.

Велико было удивление воинов Эомера, когда они услышали приказ отдать свободных коней чужестранцам. Много было брошено мрачных и сомневающихся взглядов на предводителя эореда, но только Эотайн осмелился открыто возвысить голос:

– Может, и стоит ссудить коня этому воину, который принадлежит к роду властителей Гондора, если верить ему на слово, — но слыханное ли дело, чтобы скакуна Роханской Марки оседлал гном?!

– Успокойся — никто не слышал о таком, никто и не услышит, — откликнулся Гимли. — Я лучше пойду пешком, чем взберусь на этакую зверюгу, даже если меня будут заставлять силой!

– Придется тебе, однако, уступить. Нам некогда дожидаться пешего, — заметил Арагорн.

– Не волнуйся, друг мой Гимли, — успокоил гнома Леголас. — Мы с тобой поедем на одном коне. Тогда тебе нечего будет бояться. Коня оседлаешь не ты, а я, и править им тебе тоже не придется.

Арагорну подвели крупного темно–серого жеребца.

– Его зовут Хасуфэл, — сказал Эомер. — Пусть он послужит тебе верой и правдой и пусть тебе повезет больше, нежели его прежнему хозяину, Гарульфу!

Конь Леголаса был не такой крупный, зато норовистый и горячий. Его имя было Арод.[334] Леголас попросил роханцев снять седло и уздечку.

– Обойдусь и так, — сказал он и легко вскочил на спину коня.

Ко всеобщему удивлению, Арод изъявил готовность повиноваться и, казалось, понимал нового седока без слов — эльфы легко находят общий язык со всеми добрыми животными. Когда к Леголасу подсадили Гимли, гном обхватил эльфа так крепко, что впору было вспомнить, как вцепился когда–то в борт эльфийской лодки Сэм Гэмги.

– Доброго пути! Желаю вам найти то, что вы ищете! — напутствовал их Эомер. — Возвращайтесь как можно скорее и пусть наши мечи засверкают рядом!

– Я вернусь, — молвил Арагорн.

– Я тоже, — обещал Гимли. — Нам с тобой надобно побеседовать о Владычице Галадриэли. Придется поучить тебя любезности!

– Посмотрим, — ответствовал Эомер. — Сегодня произошло столько странных событий, что я не удивлюсь, если мне придется после всего этого поступить в обучение к гному и его топор навсегда вобьет мне в голову вселюбезнейшее почтение к его Прекрасной Даме.[335] Прощай!

На этом они расстались. Быстро, как ветер, помчались кони роханцев, и когда спустя некоторое время Гимли оглянулся, эоред Эомера превратился уже в едва заметное пятнышко на горизонте. Арагорн не обернулся ни разу: он ехал низко нагнувшись, почти касаясь щекой шеи Хасуфэла, и вглядывался в следы. Вскоре они поехали вдоль берега Энтвейи. Здесь к орочьей тропе присоединилась вторая такая же, идущая с востока, из Волда. Судя по всему, о ней и упоминал Эомер.

Арагорн спешился и тщательно осмотрел землю, затем, снова сев на коня, проехал немного вдоль боковой тропы, стараясь не затоптать следов. Вскоре он снова спрыгнул на траву и прошелся взад–вперед, внимательно глядя под ноги.

– Много здесь не вычитаешь, — сказал он, вернувшись к друзьям. — Основной след изрядно попорчен лошадьми роханцев: на обратном пути всадники, видимо, держались ближе к реке. Что до второй тропы, то там следы сохранились лучше, но среди них нет ни одного, который вел бы назад, к Андуину. Надо бы ехать помедленнее и убедиться, что никто не свернул в сторону. На этом месте орки наверняка уже заметили погоню и вполне могли оттащить пленников куда–нибудь в сторону или хотя бы попытаться это сделать.

Погода менялась к худшему. С Волда пришли низкие серые тучи, солнце затуманилось. Лесистые склоны Фангорна медленно приближались, темнея по мере того, как день клонился к вечеру. Охотники так и не обнаружили следов, которые вели бы в сторону от дороги, зато стали натыкаться на орков, застигнутых внезапной смертью: у одних из спины, у других из шеи торчали стрелы с серым оперением.

Наконец, когда дневной свет уже мерк, друзья добрались до опушки леса и на поляне, среди первых деревьев, обнаружили огромное кострище. Угли еще не остыли и дымились. Поодаль кучей громоздились шлемы, расколотые щиты, сломанные мечи, копья, луки, стрелы, дротики, доспехи и прочее орочье снаряжение. Посреди поляны скалилась насаженная на палку голова огромного гоблина, на его расколотом шлеме все еще виднелся белый герб. Чуть в стороне, невдалеке от реки, высился курган, насыпанный, видимо, совсем недавно: земля на нем еще не подсохла. В свежесрезанный дерн, покрывавший склоны, было воткнуто пятнадцать копий.

Арагорн и его товарищи наскоро обследовали землю на поляне и далеко вокруг, но дневной свет погас — и наступил вечер, тусклый и туманный. За ним спустилась ночь, а следов Мерри и Пиппина найти так и не удалось.

– Мы сделали все, что могли, — печально подытожил Гимли. — От самого Тол Брандира мы только тем и занимаемся, что разгадываем загадки, но эта будет потруднее прочих. Боюсь, кости хоббитов сгорели вместе с орочьими. Тяжело будет Фродо узнать об этом — если он, конечно, когда–нибудь узнает! А старый хоббит, который ждет их в Ривенделле?.. Элронд был против того, чтобы они шли с нами.