1905, 1925 Разуверенье Как нам уйти От терпких этих болей? Куда нести Покой разуверенья? Душе моей Еще – доколь, доколе? — Душе моей Холодные волненья? Душа – жива: Но – плачет невозбранно; Земля мертва… Пройдут и не ответят Но – там: смотри!.. В огни зари, – туманно. В огни зари — Иные земли светят. Воздушный путь! Яснеющие земли! И зреет высь, И зреет свет пустыни! Но здесь – пребудь До века ты отныне… Ты покорись — И долгий мрак приемли. Пусть он растет! И вновь склонись послушно Душой немой… И жди: и час настанет… И водомет Своей струёй воздушно, Своей струёй, Как некий призрак, встанет Бесследны дни, Несбыточны волненья. Мы – искони В краю чужом, далеком. Безвременную Боль разуверенья — Безвременную Боль – замоет током. 1907, 1921 Солнечный дождь Подсолнечный дождик В лазурь Омолненным золотом Сеет; С востока – вечерняя Хмурь; И в лоб – поцелуями Веет. В полях – золотые Снопы Вечернего, летнего Света. И треплется тополь С тропы, Как влепленный в лепеты Лета. В объятиях облака Спит — Кусок голубого Атласа; И звездочка – ясно Слезит, Мерцая из мглы Седовласой. Я – милые щебеты Пью, И запах полыни Не горек. Тебя узнаю: — Узнаю! Из розовых, розовых Зорек. Ты? Нет – никого… Только лен — У ног провевает Атласом; Да жук, пролетая Под клен, Зажуркает бархатным Басом, — Да месяц, – белеющий Друг, — Опалом очерчен Из сини; Да тускло остынувший Луг Под ним серебреет, Как иней. 1905, 1931
Помойная яма Бросила красная Пресня В ветер свои головни… Кончено: старая песня — Падает в дикие дни. В тучи горючие, в крики — Тучей взметаемый прах… Те же – колючие пики, Кучи мохнатых папах. Спите во тьме поколений, Никните в грязь головой, Гните под плети колени, — Дети семьи трудовой! Будет, – направленный прямо В нас орудийный огонь… Та же помойная яма Бросила тухлую вонь. В то же слепое оконце, В злеющий жужелжень мух И в восходящее солнце — Пухнет мохнатый паук. 1906, 1925 Японец возьми Муха жужукает в ухо, Пыльная площадь – пуста… В пригород, тукнувший глухо, Желтая ступит пята. Крик погибающих братии Встанет в пустой балалай, Лай наступающих ратей Слышишь ли, царь Николай? В блеск восходящего солнца, Став под окошко тюрьмы, Желтая рожа японца Выступит скоро из тьмы. Тухни, – помойная яма! Рухни, – российский народ! Скоро уж маршал Ояма С музыкой в город войдет. 1906, 1925 Вставай В черни людского разроя Встал параличный трамвай; Многоголового роя Гул: «Подымайся… Вставай…» Стекла каменьями бьются: Клочья кровавых знамен С площади в улицы вьются, — В ворохе блеклых времен. Улица прахами прядет, — Грохяет сердитым свинцом; Ворон охрипнувший сядет Над восковым мертвецом. 1907, 1925 Город Выпали желтые пятна. Охнуло, точно в бреду: Загрохотало невнятно: Пригород – город… Иду. Лето… Бензинные всхлипы. Где-то трамвай тарахтит. Площади, пыльные липы, — Пыли пылающих плит, — Рыщут: не люди, но звери; Дом, точно каменный ком, — Смотрится трещиной двери И чернодырым окном. |
