Ноябрь 1906 Мюнхен Преследование Опять над нею залучился Сияньем свадебный венец. За нею в дрогах я тащился, Неуспокоенный мертвец. Сияла грешным метеором Ее святая красота. Из впадин ей зияла взором Моя немая пустота. Ее венчальные вуали Проколебались мне в ответ. Ее глаза запеленали Воспоминанья прежних лет. На череп шляпу я надвинул. На костяные плечи – плед. Жених бледнел и брови сдвинул, Как в дом за ними шел я вслед. И понял он, что обвенчалась Она не с ним, а с мертвецом. И молча ярость занималась Над бледно бешеным лицом. Над ней склоняюсь с прежней лаской; И ей опять видны, слышны: Кровавый саван, полумаска, Роптанья страстные струны, Когда из шелестящих складок Над ней клонюсь я, прежний друг. И ей невыразимо гадок С ней почивающий супруг. 1906 Серебряный Колодезь Похороны Толпы рабочих в волнах золотого заката. Яркие стяги свиваются, плещутся, пляшут. На фонарях, над железной решеткой, С крыш над домами Платками Машут. Смеркается. Месяц серебряный, юный Поднимается. Темною лентой толпа извивается. Скачут драгуны. Вдоль оград, тротуаров, – вдоль скверов, Над железной решеткой, — Частый, короткий Треск Револьверов. Свищут пули, кося… Ясный блеск Там по взвизгнувшим саблям взвился. Глуше напев похорон. Пули и плачут, и косят. Новые тучи кровавых знамен — Там, в отдаленье – проносят. 1906 Москва Пока над мертвыми людьми Пока над мертвыми людьми Один ты не уснул, дотоле Цепями ржавыми греми Из башни каменной о воле. Да покрывается чело, — Твое чело, кровавым потом. Глаза сквозь мутное стекло — Глаза – воздетые к высотам. Нальется в окна бирюза, Воздушное нальется злато. День – жемчуг матовый – слеза — Течет с восхода до заката. То серый сеется там дождь, То – небо голубеет степью. Но здесь ты, заключенный вождь, Греми заржавленною цепью. Пусть утро, вечер, день и ночь — Сойдут – лучи в окно протянут: Сойдут – глядят: несутся прочь. Прильнут к окну – и в вечность канут. Июнь 1907
Петровское В летнем саду Над рестораном сноп ракет Взвивается струею тонкой. Старик в отдельный кабинет Вон тащит за собой ребенка. Над лошадиною спиной Оголена, в кисейной пене, — Проносится – ко мне, за мной! Проносится по летней сцене. Прощелкает над ней жокей — Прощелкает бичом свистящим. Смотрю… Осанистый лакей С шампанским пробежал пьянящим. И пенистый бокал поднес… Вдруг крылья ярко-красной тоги Так кто-то над толпой вознес — Бежать бы: неподвижны ноги. Тяжелый камень стекла бьет — Позором купленные стекла. И кто-то в маске восстает Над мертвенною жизнью, блеклой. Волнуются: смятенье, крик. Огни погасли в кабинете; — Оттуда пробежал старик В полузастегнутом жилете, — И падает, – и пал в тоске С бокалом пенистым рейнвейна В протянутой, сухой руке У тиховейного бассейна; — Хрипит, проколотый насквозь Сверкающим, стальным кинжалом: Над ним склонилось, пролилось Атласами в сиянье алом — Немое домино: и вновь, Плеща крылом атласной маски, С кинжала отирая кровь, По саду закружилось в пляске. 1906 Серебряный Колодезь На площади Он в черной маске, в легкой красной тоге. И тога щелком плещущим взлетела. Он возглашает: «Будете как боги». Пришел. Стоит. Но площадь опустела. А нежный ветер, ветер тиховейный, К его ногам роняет лист каштана. Свеваясь пылью в зеркало бассейна Кипит, клокочет кружево фонтана. Вознес лампаду он над мостовою, Как золотой, как тяжковесный камень. И тучей искр взлетел над головою Ее палящий, бледный, чадный пламень. Над головой дрожит венок его из елки. Лампаду бросил. Пламя в ней угасло. О мостовую звякнули осколки. И пролилось струёй горящей масло. За ним следят две женщины в тревоге С перил чугунных, каменных балконов. Шурша, упали складки красной тоги На гриву черных, мраморных драконов. Открыл лицо. Горит в закатной ласке Оно пятном мертвеющим и мрачным. В точеных пальцах крылья полумаски Под ветром плещут кружевом прозрачным. Холодными прощальными огнями Растворены небес хрустальных склоны. Из пастей золотыми хрусталями В бассейн плюют застывшие драконы. |
