Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

1908

Москва

Весенняя грусть

Одна сижу меж вешних верб.
Грустна, бледна: сижу в кручине.
Над головой снеговый серп
Повис, грустя, в пустыне синей.
А были дни: далекий друг,
В заросшем парке мы бродили.
Молчал: но пальцы нежных рук,
Дрожа, сжимали стебли лилий.
Молчали мы. На склоне дня
Рыдал рояль в старинном доме.
На склоне дня ты вел меня,
Отдавшись ласковой истоме,
В зеленоватый полусвет
Прозрачно зыблемых акаций,
Где на дорожке силуэт
Обозначался белых граций.
Теней неверная игра
Под ним пестрила цоколь твердый.
В бассейны ленты серебра
Бросали мраморные морды.
Как снег бледна, меж тонких верб
Одна сижу. Брожу в кручине.
Одна гляжу, как вешний серп
Летит, блестит в пустыне синей.

Март 1905

Москва

Предчувствие

Чего мне, одинокой, ждать?
От радостей душа отвыкла…
И бледная старушка мать
В воздушном капоре поникла, —
У вырезанных в синь листов
Завившегося винограда…
Поскрипывающих шагов
Из глубины немого сада
Шуршание: в тени аллей
Урод на костылях, с горбами,
У задрожавших тополей,
Переливающих листами,
Подсматривает всё за мной,
Хихикает там незаметно…
Я руки к выси ледяной
Заламываю безответно.

1906

Москва

Паук

Нет, буду жить – и буду пить
Весны благоуханной запах.
Пусть надо мной, где блещет нить,
Звенит комар в паучьих лапах.
Пусть на войне и стон, и крик,
И дым пороховой – пусть едок: —
Зажгу позеленевший лик
В лучах, блеснувших напоследок.
Пусть веточка росой блеснет;
Из-под нее, горя невнятно,
Пусть на меня заря прольет
Жемчужно-розовые пятна…
Один. Склонился на костыль.
И страстного лобзанья просит
Душа моя…
И ветер пыль
В холодное пространство бросит,
В лазуревых просторах носит.
И вижу —
Ты бежишь в цветах
Под мраморною, старой аркой
В пурпуровых своих шелках
И в шляпе с кисеею яркой.
Ты вот: застенчиво мила,
Склоняешься в мой лед и холод:
Ты не невестой мне цвела:
Жених твой и красив, и молод.
Дитя, о улыбнись, – дитя!
Вот рук – благоуханных лилий —
Браслеты бледные, – блестя,
Снопы лучей озолотили.
Но урони, смеясь сквозь боль.
Туда, где облака-скитальцы, —
Ну, урони желтофиоль
В мои трясущиеся пальцы!
Ты вскрикиваешь, шепчешь мне:
«Там, где ветвей скрестились дуги,
Смотри, – крестовик а вышине
Повис на серебристом круге…»
Смеешься, убегаешь вдаль;
Там улыбнулась в дали вольной.
Бежишь – а мне чего-то жаль.
Ушла – а мне так больно, больно…
Так в бирюзовую эмаль
Над старой, озлащенной башней
Kacатка малая взлетит —
И заюлит, и завизжит.
Не помня о грозе вчерашней;
За ней другая – и смотри:
За ней, повизгивая окол,
В лучах пурпуровой зари
Над глянцем колокольных стекол —
Вся черная ее семья…
Грызет меня тоска моя.
И мне кричат издалека, —
Из зарослей сырой осоки,
Что я похож на паука:
Прислушиваюсь… Смех далекий,
Потрескиванье огонька…
Приглядываюсь… Спит река…
В туманах – берегов излучья…
Туда грозит моя рука,
Сухая, мертвая… паучья…
Иду я в поле за плетень.
Рожь тюкает перепелами;
Пред изумленными очами
Свивается дневная сень.
И разольется над лугами
В ночь умножаемая тень —
Там отверзаемыми мглами,
Испепеляющими день.
И над обрывами откоса,
И над прибрежною косой
Попыхивает папироса,
Гремит и плачет колесо.
И зеленеющее просо
Разволновалось полосой…
Невыразимого вопроса —
Проникновение во всё…
Не мирового ль там хаоса
Забормотало колесо?

1908

Москва

Мать

Она и мать. Молчат – сидят
Среди алеющих азалий.
В небес темнеющих глядят
Мглу ниспадающей эмали.
«Ты милого, – склонив чепец,
Прошамкала ей мать, – забудешь,
А этот будет, как отец:
Не с костылями век пробудешь».
Над ними мраморный амур.
У ног – ручной, пуховый кролик.
Льет ярко-рдяный абажур
Свой ярко-рдяный свет на столик.
Пьет чай и разрезает торт,
Закутываясь в мех свой лисий;
Взор над верандою простер
В зари порфировые выси.
Там тяжкий месяца коралл
Зловещий вечер к долам клонит.
Там в озера литой металл
Темноты тусклые уронит; —
Тускнеющая дымом ночь
Там тусклые колеблет воды —
Там – сумерками кроет дочь,
Лишенную навек свободы.
33
{"b":"108089","o":1}