— Вы имеете в виду «Жирик» что ли? Я думаю в основном это молодёжная среда, это молодёжный сленг. Им выгодно коротко.

— Вы переживаете по этому поводу?

— На первом этапе мне это не нравилось. Особенно. Сокращение фамилии. Зюганова называют Зюга, Зюган. Дворовая.

— А не могли бы вы назвать клички других политиков?

— Я не знаю. Никогда не слышал ничего. Знаю, например, у Ходорковского «Ходор». Это сокращение. Я больше предпочитаю, чтобы были аббревиатуры ВВЖ, ВВ. У нас Путин тоже ВВ, а так за глаза там меня шефом зовут. Я не люблю никакие клички. Клички, мне кажется несёт больше обиды, чем какого-то одобрения

— Можно предположить, что вы интересны сами себе потому, что вы непредсказуемы сами для себя. Вы сами для себя не знаете, что сотворите для себя же? Это вас и куражит?

— Это вам кажусь я непредсказуемым. Я всегда знаю ответ на любой вопрос моментально отвечу. Только дайте возможность и я отвечу. Я в себе уверен, спокойно иду и в этом плане я не беспокоюсь.

— А чтобы мог о вас рассказать ваш сын? Если бы я вашего сына спросил бы об этом?

— Наверное, как и любой сын, устаёт от ответственности перед старшими родителями (агрессивно и небрежно покашливает). Когда старшие по возрасту их можно игнорировать. Всё как у обычного взрослого человека, ему тридцать четыре года. Его, конечно это может донимать, что он в чём-то должен мне слушаться. В какой-то степени себя сдерживать поскольку у него есть какие-то родственные отношения или там служебные отношения.

— Ваш сын по сравнению с вами более пассивный.

— Да (резко перебивает)

— Тихий и я бы сказал, что в вас нет комплекса Тараса Бульбы, а есть, по-видимому, антикомплекс Тараса Бульбы. Вы за это переживаете? Вы не думали об этом?

— Он такой, какой он есть и он не может быть другим.

— А вы довольны тем, какой он есть?

— Ну, что делать, я бы был бы более довольным, если бы он был более энергичным, более предприимчивым, более инициативным. Ну, я понимаю, что это такой психотип.

— Та щедрость, которая есть у вас, это сценарная щедрость или вы действительно помогаете?

— У меня есть чистое желание помочь людям. Потому, что мы не можем им помочь через законы. (Агрессивный резкий кашель.) Не можем поменять их начальников, изменить ситуацию в стране. Поэтому когда есть что-то и можем дать, там тысячу, пятьсот рублей, триста рублей, чтобы это было приятно человеку. Или на какую-то жалобу отреагировать и может быть получается положительное решение. Когда я получаю письма с благодарностью, то мне это приятно, что мы что-то сделали.

— Вы соединяете в себе всё и вся, как Иоанн Павел Второй. Вы и актёр, и шоумен, и политик, и кто угодно. Когда я зашёл к вам в ваши апартаменты, то я увидел, что у вас здесь всё работает на избирателя. Даже морозильник для мороженого стоит для детей и учащихся.

— Из-за этого они меня ненавидят. Именно из-за этого постоянно. Я выбиваюсь из их ряда. Из ряда обычного чиновника. Обычного партийного руководителя. Это всех раздражает и Грызлова, и Зюганова, и Немцова, и Явлинского и всех остальных. Один раз Явлинский, когда у него было хорошее настроение, в новогодний вечер в Кремле он обронил фразу, что вы талантливый человек…

— И всё-таки вы излучаете противоречие. Одновременно имеет место теплота и ласковость и при этом слышатся жёсткие заявления, дескать, смотрите, за мной власть и я приду и разберусь. Это опять ваше противоречие, ваша неопределённость и подвешенность. Вы приближаете к себе и одновременно предупреждаете осторожнее приближайтесь.

— То, что вы говорите, это вторичное и связано с тем, что приходится людям обещать, что в случае получения власти, я постараюсь что-то сделать и помочь. И в какой-то степени могут звучать какие-то угрозы, но не потому, что я хочу, (агрессивно кашлянул), кого-то размазать или стереть в порошок.

— А вам не кажется, что благодаря вам СМИ держат свой рейтинг. Появление вас в ведущих каналах, СМИ, оно их поддерживает. Вы им или они вам?

— В определённом смысле есть взаимность. Если они зовут, то я получаю выход на людей. Песни сейчас идут «Две звезды». Я не певец и не исполнитель, но если каждое воскресенье, я буду два-три месяца на телеэкране, в лучшее время с семи вечера, то мне это тоже выгодно, чтобы меня увидели лишний раз мои избиратели, которых не интересует политика.

— Кто вы для себя? Некоторые по профессии одни, а по душе, находятся совершенно в другой профессии. Вы для себя кто внутри?

— Я чувствую себя юристом, в какой-то степени социологом, философом, гуманитарием…

— Шоуменом…

— Никогда у меня этого не было (резко перебивает) ничего, чтобы как-то приближаться к шоумену, я не вырываю микрофон…

— А вам не кажется, что вы порой заваливаете своим талантом любого телеведущего? Вы же умеете сказать нужное в нужной ситуации и в нужное время.

— Это одна из причин из-за которых меня не зовут на какие-то передачи, боятся. Они говорят, что ты ответишь так на вопрос, что разломаешь передачу, поломаешь сценарий. Эта конкуренция всех раздражает, вплоть до кремля, где прямо сказали, что им со мной некомфортно. Там другой стиль. Тихий, спокойный, вот Собянин, допустим, Медведев, Иванов, вот такие им ближе. Я как бы другой психотип, другой темперамент. Сорокина меня просто не любила. Ей хотелось меня позвать, но она всегда нервничала и просила меня меньше выступать, старалась мне меньше дать возможности ответить. Она всегда задумывала какой-то сценарий, а я своими ответами всегда всё ломал. Я замечаю, что Познер, также не любит меня приглашать. Он уже выстроил передачу, а я моментально дал совсем другую оценку, другие ориентируются на мою оценку и у него не получается.

— Мы часто боремся и выражаем агрессию по отношению к другим, а в действительности оказывается, что боролись с собой, с тем, что в себе ненавидим и не принимаем. Когда вы боретесь со своими врагами, то не кажется ли вам, что вы с собой боритесь. В вас есть внутри коммунист, которого вы ненавидите.

— Нет. Такого нет. Я не их ненавижу, как носителей, я их ненавижу за то, что исчез Советский Союз, что они cами его создали и сами ликвидировали.

(Защита отрицанием)

На протяжении всего сеанса я предчувствовал, что мой пациент вот-вот сотворит некий ход конём по моей голове, а потом, погладив по моей шишке, скажет, дескать, извини это по сценарию, это розыгрыш, дескать, так надо, но этого почему-то не происходило. Я почувствовал хроническое душевное одиночество и усталость моего пациента. Кроме того, я почувствовал, что, основная ценность жизни моего пациента, которая заключалась в переживании публичности (телеэфир, кураж от аудитории и др.) на данном этапе уже себя исчерпала, но мой пациент почему-то продолжает крутить педали СМИ, хотя кататься на этом велосипеде как раньше уже не хочется.