— Вы маленький. Сидите на поляне и ждёте.
(После паузы мой пациент начинает как бы покрикивать)
— Мама, мамочка ты здесь. Не уходи, не уходи (Кричит громче). Мама не уходи (Кричит ещё громче и начинает сильно рыдать). Не уходи… Не уходи…
— Вы не выходите из транса и я продолжаю с вами беседу. Что случилось тогда с вашей матерью?
— Она ушла и так и не пришла на поляну. Так и не пришла. Я кричал на весь лес. (Мой пациент начинает опять рыдать)
— Смотрите. Вон ваша мама идёт. Она вас видит идёт к вам.
— Вижу. Мама, мамочка, милая мамочка (Слёзы радости)
— Мама теперь будет всегда с вами, где бы вы не находились. Вы её всегда будете видеть идущей к вам. Мама всегда будет идти к нам, самая красивая и любимая наша мама, всегда, даже тогда, когда её уже не будет…
Далее мой пациент успокоился и гипнотический сон перешёл в обыкновенный, при котором мой пациент меня уже не слышал. Я дал ему немного выспаться и лишь затем постепенно разбудил его. Мы сидели и долго молчали.
ПАРОДИСТ АЛЕКСАНДР ПЕСКОВ
При появлении данного моего пациента, я почувствовал с его стороны излучение некоего детства. Передо мной сидел мальчик в пижаме с ромашками, но при этом с седыми волосами.
— В психологии известно, что существует врожденная способность детей подражать и пародировать миру, позволяющая познавать мир…
— Но не случайно же девочки в детстве играют в куклы, потому что они сами то родились только что, но они восприняли маму с ребенком и они тут же, будем говорить так, пародируют, они становятся мамами и тоже с куклами играют как с дочкой. Т. е. это пародия по большому то счету.
— Гениальность — это детское свойство. Чтобы убить гения, надо просто убить в нём ребенка. Так вот получается, что вы — личность, застрявшая на уровне ребенка? Вы ребенок, который играет и пародирует всю жизнь?
— Клоун — это мудрый ребенок. Вот эту мудрость я несу и еще беру от педагога, беру от образа жизни своего, беру от людей, и я, вот, мудрею, мудрею, мудрею, но я остаюсь ребенком, потому что я по профессии клоун.
(Я почувствовал, что между имиджем ребёнка-мальчика, в котором пребывает мой пациент и тем, что он говорит особой пропасти нет.)
— Эта детская способность отражать и подражать миру сохранилась на всю жизнь? И вы ее пронесли и сделали профессией?
— Застоялся.
— Застоялись в мальчиках… И сейчас вы выглядите как мальчик в детской с ромашками пижаме. Эдакий ребенок в пижаме. В вас постоянно присутствует детство.
— Здорово.
(Мой пациент от всей души согласился с моими предположениями.)
— Когда я увидел вас на экране. Я подумал — это же ребенок! Это большой ребенок, но который одновременно учит взрослых. Ну, как обычно, дети же учат взрослых! Дети же обычно перестают учить родителей, потому что сами становятся взрослыми, дурнеют. А вы взяли и застряли в детстве. Уж не поэтому ли вы талантливы в своей профессии?
— Ну, я об этом никогда не думал, но я соглашаюсь с вами.
— Давайте поменяемся местами. По своей профессии вы — психолог. Вы познаете тех, кого пародируете, знаете их как облупленных, знаете их мышление, чувства, привычки, знаете даже настолько, насколько они сами себя не знают. Согласны?
— И я, может быть, еще придумываю…
— Вы еще подсказываете им. Они благодарят за то, что увидели нечто, что в себе не замечали?
— Не случайно многие актеры со мной советуются. У меня был случай с Ириной Аллегровой. Мы с ней 4 часа проговорили о проблемах жизни нашей. Т. е. она рассказала мне о свое личной жизни, я о своей. Посоветовались друг с другом. Я ей советовал что-то, как поступить себе в жизни. А в это время шёл праздничный вечер.
— При создании пародии на Ирину Аллегровой вы вошли в её роль. Вам уютно в ней было? Вы почувствовали ее проблему?
— А как по другому, а как по другому. Я бы не сыграл, если б я не чувствовал.
— Вы почувствовали ее проблему. Каково ей?
— Вот меня спрашивают…Я никогда не скажу вам, потому что это личное, ее судьба. Но коль меня впустили туда… На меня это естественно повлияло. Я, выходя на сцену, мироощущаю и с ее точки зрения выход на сцену. Поэтому я могу настолько вжиться в этот образ.
(Так и не впустит, но мы попытаемся понять, что чувствовал наш пациент при восприятии мироощущения своих героев.)
— Вы меня не пустите внутрь к Ирине Аллегровой, но я знаю, что в ее движениях эта проблема — как вершина айсберга содержится.
— Естественно, естественно. Как и в Лолите, как и в и в Валерии. Ну и поэтому они все разнообразные. Поэтому в этом есть интерес работы над образом.
— И всё-таки, каково ей. Каково носить ношу тех, которых вы играете?
— Это вызывает во мне интерес образа.
— Какие чувства у вас вызывало знакомство с их внутренним мироощущением. Соболезнование? Или наоборот?
— Я не могу этого сказать. Ну, потому что это наше личное.
(Мой пациент немного огорчился, но продолжает излучать интерес к нашему диалогу.)
— Вы до конца их, как бы, познали?
— Я выхожу на сцену в образе Ирины Аллегровой и пусть зритель думает какая она, почему, почему я такой.
— Хорошо. А благодаря познанию мироощущения Ирины Аллегровой, вы для себя что-нибудь почерпнули?
— Да, да. Было, было и не только ее образ и Аллы Борисовны и других.
— Какая подсказка была?
— У Аллегровой, очень, очень просто все. Надо быть очень сильным человеком и все.
(Мужчина, застрявшему в детстве и пребывающему образе мальчика сила никогда не помешает.)
Нет, она мне не подсказала, а я просто ее так воспринял.
— А Алла Пугачева?
— Надо быть очень, наверно, смелым. Леонтьев. Надо быть пахарем. Басков (с м е х) Надо быть любимым, надо уметь быть любимым. Спросите, а что мне принес образ Пиаф? А?
Образ Пиаф мне принес в жизни крылья, маленький воробушек, как ее называли, воробушком, да, вот она была на столько с огромными, огромными крыльями, женщина по жизни…
(Ниже в процессе психоанализа мы выясним, что мой пациент также пребывает в роли некоей птицы белой окраски. Но какой?)
Вот и была внутренне очень, на мой взгляд, я ее не знал лично, на мой взгляд она была не воробушком. Она была, наверно, орлицей, которая умела за счет своего искусства, голосового внутреннего мира своего, подачи песен, всего материала за ее всю жизнь, она могла быть великой. Она не была воробушком, она с виду воробушком была, была орлицей. И она даже в последние годы своей судьбы, личностной, выйдя замуж, она же все равно, будем так говорить, маленького орленка на груди пригрела, будем так говорить, да. Т. е. она влюбилась и полюбила и жила, и уходя из жизни… ведь ее последний супруг был на много, много моложе, так ведь?
(Анализ интонаций показал, что мой пациент частично отождествляет свою жизнь и своё мироощущение по схеме, которую почерпнул из своего видения Пиаф.)
— Продолжим экскурс во внутренний мир ваших героев…
— Далида — это женственность. Джулия Эидрюс — это высший пилотаж актрисы.
— А Кобзон?
— У меня нет в репертуаре Кобзона и мы с ним просто дружим, по жизни. (с м е е т с я)
Я считаю, что переплюнуть актерскую работу Володи Винокура Я не смогу.
Эдита Пьеха — это, на мой взгляд, это просто высший пилотаж… высший пилотаж в моем понятии. Вот я и говорю, высший пилотаж — понять женщину. Она своим творчеством, внутренним состоянием, мироощущением…Я после Пьехи стал больше и глубже понимать женщин. Потому что это, это просто настолько женственность играет в ней всю жизнь, она на столько, она настоящая женщина. Как Я воспринимаю женщин. Вот это, это вот образец, какая должна быть женщина внешне. В своем внутреннем, опять же, мироощущении. Зыкина Людмила Георгиевна очень сильный человек, она безумно красива своей душой… Вот я бы сказал, что Зыкина мне дала душу, потому что т. к. она в репертуаре в своем за всю жизнь пела и исполняла произведения песенные, Я считаю, что только с такой душой человек может быть так любим русской публике.