— Вы хотите сказать, что у коммунизма и религии нет ничего общего?

— Христианство обещало людям рай на том свете, а коммунисты хотели построить рай на этом свете. Вот разница между ними. Когда я говорю с человеком, а у него недуг какой-то, потом значит приходит, звонит: Василий Иванович все прошло.

— У вас есть все данные необычная внешность, артистичность, глубина. Если бы вы закончили небольшие актерские курсы, у вас бы началась вторая карьера. Я в вас чувствую артиста. С другой стороны, я в вас чувствую священника. Иоан Павел II был актером по образованию, и одновременно политиком, полководцем, президентом. Почему бы вам не последовать примеру Иона Павла II?

— Да, с удовольствием последовал бы, если народ выберет меня на президента, то пойду.

— Все-таки вы в душе не артист, я вижу и слышу не имидж — это вы?

— Да, нет, не артист, не оптимист, не пессимист, я просто человек.

— А может быть вы уже устали от того, что играете? Устали от того, что вы забыли кто вы на самом деле?

— Я с вами согласен, я встречал таких людей, понимаете, вот они выступали на телевидении я со многими политиками выступал, и, знаете каждый политик меня старался укусить, особенно с той стороны…

— С какой стороны?

— С той стороны, что у меня нету высшего образования.

— А вот с Мосфильма к вам предложения не поступали сняться в роли какой-нибудь?

— Как-то поступали мне, но я отказался. Ну я же не артист, и не играю роль как артист.

— Но дело в том, что в кинематографе есть такой жанр — этюдный, когда снимаются не профессионалы, потом делается много дублей и делается монтаж.

— Да нет, я знаю. И Жириновский снимался, и Симаго. У меня ничего хорошего от съемок не получилось.

(В эпоху постмодернизма многие специальности сейчас переплелись. На телеэкране везде постановки, везде роли, в том числе и в информационных программах. Сам Лебедь называл Жириновского народным артистом России, при этом, он сам прекрасно отыграл свою роль тоже, ну не народного, но заслуженного уж точно?)

— Многие политики давно уже стали артистами…

— Да-да-да. Они артисты и клоуны. Это эпоха, когда не поймешь, что от известных людей, от политиков можно услышать и куда поведут они за собой страну.

— А в целом вы личность не теряющая самообладание, но стрессов бывает много, как вы снимаете их?

— Стрессы они у любого человека есть. Ну я просто, когда сильно переживаю очень много хожу ну в другой раз и 100 грамм выпью.

— Среднестатистический рабочий в России — пьющий, а очень часто даже и алкоголик. У вас с этим проблем не было?

— Когда пришел в Госдуму начал выпивать. Если мою выпивку измерять по Ельцину, то мало. Если по Горбачёву, то больше Горбачёв.

— Это интересно измерять пьянство политических субъектов в «ельцинах» или в «горбачёвах». И все-таки у вас не бывает с утра состояния похмельного синдрома, вставать тяжело?

— Нет, никогда у меня такого синдрома нет. Опохмеляться я пробовал так у меня еще хуже состояние, голова болит, понимаете, я никогда не похмеляюсь.

— Но вы наверно не пьете до такой степени, чтобы вас несли, вот такого наверно не бывает?

— Но такого, конечно, не было никогда и не будет. Сталину говорили не ставьте министру угольной промышленности, но он пригласил его в кабинет, стал наливать ему водки. Он пил, пил, потом говорит министр, говорит, что дескать знает свою норму и когда утверждали Сталин говорит, да он знает свою норму.

— Какие приходят в голову фантазии, мечты, картинки?

— Хочется, если есть во вселенной жизнь, хочется первым полететь на эту планету, где есть жизнь и рассказать, что происходит в стране, что происходит на нашей земле.

Чтобы наш народ хоть на отдаленной планете, кто-то пожалел, посочувствовал, помог ему.

(У моего пациента сформировалась профессиональная установка жалеть и сопереживать. Хочется верить, что она не используется моим пациентом, как средстсво манипуляуции)

— А не было фантазии об Америке? О Голливуде?

— Нет, у меня к Голливуду страсти нет. Хотя меня в Голливуд приглашали, но была выборная компания, я отказался. Приглашали сыграть одну роль.

Я почувствовал, что мой пациент артистичен, обладает актерским даром, но он не желает это развивать в рамках кино и телевидения, хотя известно, что это могло бы стать хорошим инструментом в области движения моего пациента к власти. Он прислушался к моим советам по этому поводу. Я почувствовал, что не он был отторгнут, а роль рабочего, на которой он зациклился, исчерпала себя и была отторгнута, но мы нашли для моего пациента другие роли (священника, шоумена, киноактёра). Мой пациент душой открыт к ним. Он в течении всего сеанса излучал доброту. Не было разочарования, не было той пропасти, между телеэкраном и реальностью. При этом необходимо признать, что доброта, простота, открытость, чувствительность, по-видимому, было всё-таки не ролью. Мой пациент носит эти качества в себе, как данность, а не как средство манипуляции, которым он также владеет. Я почувствовал, в чем основа успеха моего пациента. В заключении мой пациент был опять в своём духе. Он высказал наилучшие пожелания читателям и чтобы никто из них не болел и не страдал.

В кабинете молодая девушка

— Я как-то его сразу полюбила… Хотя он был старше меня на тридцать лет. (Девушка плачет и вытирает слёзы). Ну, как же его не полюбить, профессор, умный красивый мужчина. Я тогда студенткой юрфака была. Его повесили. Не верю я, что он сам ушёл.

(Ох, уж эти странности любви!.)

— Он был вашим супругом?

— Мы жили гражданским браком.

(Интересно она пришла ко мне в связи со своей психологической проблемой или желает уяснить для себя истинные причины смерти мужа? Впрочем последнее тоже является психологической проблемой)

— Что вас беспокоит?

— Его повесили? Или он сам ушёл? (девушка опять плачет).

— Почему вы уверены, что он покончил собой?

— Он повесился у себя на даче, на старой толстой яблоне. Под яблоней было найдено множество разорванных верёвок. Судя по всему, верёвка не выдерживала и несколько раз рвалась. Я немного читала по суицидам и выяснила, что по статистике после таких неудач, самоубийца почувствовав как задыхается, как это больно, не желает больше этого. Появляется страх. Значит, его кто-то настойчиво подвешивал. Следователь установил, что верёвка рвалась несколько раз. Его повесили (девушка опять рыдает)

— Давайте не будем анализировать место самоубийства… Расскажите мне лучше каким был ваш супруг?

— Я полюбила его сразу. Он был такой…. живой (опять плачет)

(Живой настолько, что разочаровался в жизни.)

— Что вы понимаете под этим, говоря, что он был живой? Может быть, он слишком живо рассказывал на лекции о самоубийствах?

— (После паузы). Может быть. (Вздыхает) Эту тему он любил. Просто рок какой-то. Ведь влюбилась я в него как раз на его же лекции по суицидам, всяким самоубийствам. Он её прекрасно читал. Это было на втором курсе юрфака. Никогда бы не подумала, что он вот так возьмёт, да и повеситься.

(Моя практика показывает, что суицидники об этом не говорят. А те, кто говорит, то иногда тоже вешаются, но в большинстве случаев это способ повлиять на себя или на другого.)

— Можно сказать, что он слишком живо рассказывал о самоубийцах?

(Девушка забылась. Видно, что она о чём-то вспоминает, что-то представляет.)

— Что это было, какие картинки и воспоминания только что прошли внутри у вас?

— Мой живой профессор живо и активно, читающий лекцию о самоубийствах. Он показывает студентам верёвку, мыло. Показывает как суицидники это делают. Показывает будто завидует самоубийцам. Да… В этом видится какой-то патологический аппетит на самоубийство. Странный мой любимый лектор, но забавный.